— Ну, как идет война, капитан Маркос?
— Отлично, мы побеждаем, — утверждал я.
— С кем же ты сейчас?
— Как всегда, с немцами!
— Карамба, разве ты не знаешь, что я француженка? — говорила она с улыбкой. — И твой дядя — наш союзник, и все твои домашние тоже. Почему тебе нравятся немцы?
— Потому что у них громадные пушки, и сами они стоящие солдаты.
— Я же тебе говорила, что французы тоже очень храбрые… Но мне нравится, что ты умеешь отстаивать свое мнение. — И, обняв меня, она опускала в карман песету.
Я восторгался немцами из-за их нашумевшей тогда артиллерии и остроконечных касок, которые мне казались особенно внушительными. В школе, во время перемен, я вместе со всей ватагой участвовал в бесшабашных набегах и атаках против «французской» кавалерии, которая обычно была многочисленнее нашей.
Несколько лет спустя моя крестная вышла замуж за грубого и беспощадного самодура, который доконал ее тяжелой работой; она умерла в нищете в далекой затерянной деревушке провинции Картаго. Только я до сих пор храню память об этой тихой и нежной женщине. Иной раз, когда я думаю о ней, то спрашиваю себя: в каком уголке Франции прошли ее первые, счастливые годы? Не оставила ли она там сестер или дорогих друзей, не тосковала ли она по ним в горькие часы одиночества? Не томило ли ее перед смертью страстное желание вернуться в любимую Францию?..
Прошло порядочно времени после тягостной истории с копилкой, и в голове моей созрел новый план добывания денег, на этот раз — путем займа, правда, несколько своеобразного, однако вполне законного и должным образом оформленного.
Мать никогда не ходила в церковь, но у нее были свои причуды — так, она глубоко чтила образ «сердца Иисусова». Этот образ был прикреплен к вместительной церковной кружке, с которой верующие по очереди обходили время от времени дома предместья. Перед образом полагалось молиться, а в кружку опускать пожертвования. Из нашего дома образ обычно переносили в дом сеньора Мадрис, и это всегда поручалось мне.
Как-то, когда я нес его на спине, веселое позвякивание монет в кружке пробудило мои уснувшие было желания и мечты и привело меня к следующим рассуждениям: «Карамба! Если „сердце Иисусово“ разрешит, то мне удастся вытащить из кружки песету — конечно, взаймы, — с условием вернуть ее после, когда я разбогатею. Если же оно не разрешит, мне не удастся достать монету»… Мне постоянно твердили, что в мире ничто не происходит без воли божьей, а потому, сказал я себе, если «сердце Иисусово» не соизволит, монета не сможет пройти в щель кружки…
