— Знаешь, что некоторые из них тоже погибли? Как герои.
— Знаю. Кругом радиация была. Она насквозь прошла.
— Жалко их, правда?..
— (Вздыхает). И Оксану жалко.
— !!!
— Всех-всех жалко-жалко…
— Надо что-то придумать, Наташа, чтобы атомные не взрывались, чтобы люди не гибли, не становились трусами…
— Мне не придумать. Я же еще в первый класс пойду. (Оживившись). Мне новую форму купили. И портфель. И фартук узорчатый.
— Ты хочешь в школу?
— Очень хочу. И немножечко нет.
— Почему?
— А вдруг двойку поставят.
— За что?
— За стыдно.
— ?
— Стыдно отвечать. Все смотрят и слушают. Другие.
— Всю жизнь человек не только отвечает перед другими за свои слова или на вопросы других, но и проверяет ответы совестью. А еще отвечает за свои поступки и хочет, чтобы за них не было стыдно. И все же стыд — это совсем не плохо, это, наоборот, защита от двойки. Ты уже сегодня ответила на многое… Людям очень нужно знать, что слово «радиация» все-таки пишется с двумя эр, я бы и с тремя написала, а на конце у этого слова буква «я».
— (Недоверчиво). И ошибки не будет?
— Ошибки не будет, потому что это иная орфография…
Вечерело, когда наш автобус, после утомительной тряски на грунтовых дорогах, остановился. Две лампочки освещали над воротами крупные буквы: «Сказочный». Добро пожаловать!
И справа, и слева — десятки брошенных, перебравших дозы и уже «разутых» автомобилей различных марок и всевозможного назначения. На белых «скорых» отчетливо выделялись даже в сумерках красные кресты — мертвая помощь, мертвое милосердие… «А и впрямь, зачем усопшему сапоги, да еще перед вратами рая?» — мрачно пошутил Рева.
Из письма:[1]
«…И вот поехали мы с ребятами на велосипедах в пионерский лагерь за сказками и сказочницами. Больше за последними. Седьмой класс — самый шухерной возраст. На территорию «Сказочного» проникли без труда — для мальчишек заборов не существует. Смотрим, мать честная: новенькие корпуса, желтенький песочек, цветочки, на стендах всякого веселого зверья из мультиков видимо-невидимо… А ребятишки скучные поотрядно шагают, а сказочницы заспанные и хмурые, а из столовой знакомый перестук алюминиевых ложек доносится. И все же мы тогда пожалели, что уже не можем отдыхать в этом лагере».
К автобусу подошел человек в военном, проверил документы и содержимое салона: «Артисты — это хорошо, не горем единым жив человек…» Едва въехали на территорию пионерлагеря, ставшего общим домом для тех, кто участвовал в ликвидации последствий аварии, как нас снова остановили: нужно переодеться. На импровизированном складе со стенками из толстой полиэтиленовой пленки приветливая женщина выдала нам тапки, белые; похожие на медицинские, шапочки и такого же цвета костюмы Пришлось тоже начать с ликвидации — прически, чтобы упрятать волосы, затем закатать рукава куртки и подвязать бечевкой брюки, оказавшиеся на два размера больше. Признаться, я была несколько разочарована перспективой предстать перед публикой в таком наряде — читать стихи!.. а может быть, даже и танцевать…
