Вельту хотелось вскочить, вырвать из рук Ильи гармошку и вдребезги её, об стену! Потом топтать и топтать с остервенением и наслаждением, чтоб убить эту унылую мелодию, так похожую на танцующий снаружи снег…
Сейчас там метель: не выйти, не скрыться, ни спрятаться, ни от себя, ни от этой проклятой мелодии…
Вельт резко сел; напротив него, облокотившись о стену, сидел Илья. Прикрыв глаза, напарник самозабвенно играл, уйдя далеко-далеко, в невидимые отсюда земные дали, вслед за своей печальной музыкой, может, в этот миг он был на побережье и вдыхал соленый ветер или прогуливался возле Музея деревьев?
«Играй, играй, — Вельт снисходительно кивнул, вновь откинулся на спину. — Зачем я отдал ему кристаллы? Куда он их спрятал, поц? Где они, в тоннеле или снаружи? Проклятая метель, нельзя выйти, поискать, проверить. Этот поц наверняка спрятал снаружи».
Вельт вздохнул, подавляя в себе готовую вырваться наружу ярость.
«Горсть кристаллов, небольшая кучка зеленых камешков — и я бы перенесся из этой конуры на красную пустыню Марса, в свою квартиру, увидел бы Зитту, детей, а может… — Вельт усмехнулся, — можно что угодно представить, пережить… Не дожить… Нежить… Кристаллы-хамелеоны, нет, неправильно — кристаллы Вельта. Так будет правильно…»
Вельт плотно зажмурил веки.
«Вернусь и потребую огромную салатницу парскской капусты с пряными мароканскими цветками и пельмени из красного зайца. Снег, я выберу себе такое место, где никогда его не бывает, нет снега и льда, ничего белого, только красная пустыня, место, откуда его нельзя увидеть на ближайших вершинах. Я сыт по горло Белой».
Вельт открыл глаза, невидяще посмотрел на потолок:
«Когда кончится буря, я найду кристаллы и излучатель. Зачем я его выбросил?»
«Дети, мои дети, как вы живете, без вашего папочки? Маленькие и большие негодяи, вы давно забыли про своего отца! Делите его наследство вместе с распутной мамочкой? Уже промотали? — Вельт оскалился, судорожно дернул кадыком. — Зитта, у тебя такой темперамент, сучка, я знаю — ты не выдержишь, тебя не остановят даже дети, и сейчас, в этот момент, ты лежишь и стонешь в объятиях Арипетира, этого лысого и длинного ублюдка. Может, дети уже стали называть его папочкой? Я убью их. Я убью тебя и Арипетира».
Вельт до боли в костяшках пальцев, сжал кулаки.
«Хорошо этому музыканту, поц. Земляшка один-одинёшенек. Никого нет, из всей семьи он один и остался, такому нечего терять. Или не жалко терять? — Вельт улыбнулся. Улыбка сменилась злобной гримасой, когда он посмотрел в сторону Ильи. — Поц. Один раз я его чуть было не убил, что будет в другой раз?»
