Но уж кто точно ликовал – капитан дальнего плавания. Граненый его взгляд полнился весельем, щеточка усов задиристо топорщилась.
– Счастливо оставаться, – сказал я.
И с тетрадью под мышкой выскользнул из-под его наблюдения.
Вероника поджидала меня в коридоре.
– Дай твою руку, – шепнула она. Я ощутил на ладони холодок, а когда поднес к глазам блеснувший кусочек металла, увидел колечко с аметистом. – Это тебе на счастье. Ты ведь у нас путешественник.
Откуда ни возьмись появился Редактор.
– Так мы тебя не отпустим. Проводим с почетом, – начал шумно протестовать он. – А на нас не обижайся. Нельзя одновременно развлекаться на колесе обозрения и приводить в движение вращающие его шестерни. Если хочешь охватить всю картину целиком – уйди в сторону и наблюдай на расстоянии.
– Отстань, – бросил я. И пока брел к прихожей, где-то за стеной слышал заверения Автора:
– Хочу написать ваш портрет. А голос Вероники отвечал:
– Это было бы славно. Повесим его вместо этой мрачной картины. А в остальном все оставим без изменений. За цветами приятно ухаживать, с рыбами хорошо молчать, а щегла я привыкла слушать...
В последний раз захотел я взглянуть на картину, где женщина в старомодной одежде пыталась обратить внимание беспечных гуляющих на приближающийся морской вал... Постоял перед полотном некогда обучавшего меня и Володю старичка, отошел к окну, чтоб не мешал отсвет... И тут что-то толкнуло меня в спину, раздался звон разбитого стекла. Уже перекувырнувшись через голову в воздухе, я увидел мелькнувшее в окне искаженное злобой лицо Директора.
– Лети щеглом! – крикнул он.
И я летел. Падал – без всякой надежды уцелеть. Единственное, что могло бы меня спасти, – говорящая щука, но Володя с этой загадочной рыбиной ждал меня дома.
Я падал вниз и прижимал к груди письмо другу. А навстречу мне летел человек в синем тренировочном костюме. Я зажмурил глаза.
– Тренируюсь! – крикнул мне встречный, и я увидел, что это Чемпион по прыжкам на батуте.
Да, точно, внизу, под окнами, была натянута крупноячеистая сеть.
И вот, не достигнув земли, я уже летел вверх, к облакам. Парил среди них, в невесомости.
Безусловно, из меня получился бы хороший космонавт.
Упал я на занесенную снегом крышу... Ударился, здорово ушиб руку. Скорей надо было ее перевязать. На лифте я спустился вниз. В подъезде меня поджидала Калисфения Викторовна.
– Вы уж извините, что так получилось, – забормотала она. – И с вашим падением из окна. И с вещими снами. Ах, этот сборник фольклора! – И кулачком ударила по деревянным лестничным перилам. – Но вы не должны судить меня строго. Я пошла на хитрость, надеясь таким образом склонить вас к работе над жизнеописанием моего горячо любимого мужа. Конечно, я могла бы рассказать и свои сны. Но я не видела ничего стоящего, Так, какие-то крыши, воробьев, отломанные ножки стульев...
