– Факт, между прочим, говорит в пользу моей теории, – сказал Редактор. – Да, всего не перечитаешь. Даже у такого специалиста, как я, не дошли руки до этого сборника матросского фольклора... А имей мы одну, одну-единственную книгу, и, ручаюсь, я бы знал ее назубок...
– Совпадения естественны и оправданны, – сказал я. – Все мы пишем одно большое письмо... Возможны повторы, возможны и разночтения. Но годятся и сборники фольклора, и открытки друзьям, и отчеты о порожних рейсах... Разберемся с этим позже. Сейчас меня другое волнует. Ты знаешь, что всю троллейбусную команду хотят выселить?
Редактор вдруг запищал:
– Не впутывай меня в это дело! – Испуганный Котофеич Второй соскочил с его колен и порскнул под кровать. – Ну вот, – захныкал Редактор. – Вечно ты все испортишь. Мы так хорошо позировали...
Я поехал в прежнюю свою комнату. Сел за стол. Погрыз карандаш и приступил. «Если разобраться, – писал я, – то еще неясно, кто виноват. Может быть, и я. Потому что в запутанном этом мире виноват тот, кто суть вещей – вместо того чтобы ее разглядеть и растолковать, – затуманивает. И, значит, с каждого такого надо спрашивать. И с других тоже. Ведь все между собой связано».
С этой бумагой я начал разыскивать Луйкина. В жэковской конторе мне сказали: он обедает. Я уж понял, где. И точно, обнаружил его в гостиной, занятого разламыванием очередного гуся. И Редактор был тут. А рядом с ним сидел Автор. Этот сразу поднялся и подошел ко мне.
– Не люблю конфликтных дел, – признался он. – Теперь, когда я попал в этот дом, мне многое' стало ясно. Ведь я встречал, капитана дальнего плавания на Севере. И художника, старичка вашего, тоже знал. Брал у него первые уроки живописи. Он, правда, не советовал мне идти по этой стезе, но я не послушал. Все лучше, чем другие занятия. А я многое испытал. Каких только профессий не перепробовал! Даже переплетчиком работал. Тогда, наверное, и затесалась в эту «испанскую кухню» страничка из моего блокнота. А что касается снов – насчет ловли говорящих попугаев или о полных трюмах желудей, ну, из составленного мной сборника фольклора, – так это же Калисфения Викторовна вам их поведала. Вашей вины тут нет.
Вероника увлекла меня в спальню, где тяжелые шторы на окнах были наглухо задернуты.
– Знаю, чего ты добиваешься от Луйкина...
– Не продолжай, – попросил я, придвигая торшер. – Хочу видеть твое лицо.
– Не надо. Это ничего не изменит. Ты все равно видишь все в неверном свете. Ну, почему ты берешь на себя право судить?
