– Ну, а белые поблизости есть?
– У нас в Ольховке нет, а про Бызино не скажу – не знаю.
– Если поймают меня белые, застрелят к чертовой бабушке. Спрячь меня, Аня, а?
Ничего-то он не скрывал, стоял прямо, спокойно смотрел в глаза, просил по-человечески.
– Пойдемте, – сказала Анна и, повернув, пошла по тропинке в обратную сторону. Он запрыгал рядом на одной ноге.
– Обопритесь о мое плечо, – предложила она, и они пошли трудно и медленно.
– В Бызино-то что тебе надо было?
– К их учителю Ивану Максимовичу посоветоваться шла.
– А я помочь не могу?
Она обернулась (он шел чуть сзади), посмотрела на него иронически (что-то ты понимаешь!), но все-таки не выдержала и заговорила про беду свою.
– Понимаете, прошли с ребятами весь алфавит, все буквы они уже знают и подряд, и в разбивку, а в слова складывать ну никак не могут. Бьюсь, бьюсь, и ничего – ничегошеньки не получается.
– А буквы все до одной знают?
– Что я вам врать буду?
– Раз все буквы знают, значит и слова сложат. Было бы из чего складывать.
– Вам бы все шутить.
– Конечно, мне сейчас только и шутить.
Помолчали утомленные разговором. Шли. Он смотрел на ее затылок в кудрявых и коротких светлых волосах.
– А ты случаем, не эсерка, Анна?
Она опять обернулась и поймала его взгляд.
– Тиф у меня недавно был.
– Ясно. Постоим немного, – предложил он. Они постояли немного. Спиридоновская рука абсолютно машинально сползла на ее талию.
– Это еще что такое? – в гневе спросила Анна.
– От слабости это, Аня, – миролюбиво объяснил Спиридонов.
– Пошли, – приказала она.
Когда сквозь разреженный лес увиделись деревенские зады, он полюбопытствовал осторожно.
– Спрячешь ты меня куда?
– У хозяйки моей баня есть. Мы ее сейчас не топим, в печке моемся. Так вы в баньке пока поживете.
– Везет мне на баньки! – сказал Спиридонов.
* * *
После снарядами рваных лесов и полей, после деревенской тьмы и глуши в городе, ах. Как приятно. И стучали подковы по булыжнику, и шумно было вокруг, и шли чистые дамочки тротуарами. Георгий Евгеньевич и фельдфебель верхами ехали, главной улицей завоеванного города.
– Не стоит, Георгий Евгеньевич, ей Богу, не стоит, – говорил фельдфебель и непроизвольно, трогал под козырьком фуражки плотную повязку. Много у него сейчас было лица.
– Я не скажу, так ты донесешь – какая разница? – философски заметил офицер.
– Не донесу. Нечего доносить! Лежал мертвяк, и если бы не открыл глаза, так в мертвяках и числился бы. А не открывал.
– Все, Сергеич. Ответь мне лучше на число философский вопрос: почему наша контрразведка и ихняя всегда в городе в одном и том же здании поочередно размещаются?
