Разве перед всеми нами стоит такая генеральная задача: не обижать шестнадцатилетних? Нет, по-моему, такой задачи. Я так понимаю, ведь любое наказание так или иначе несет в себе обиду. Возьмем, например, критику. На чем она построена? На том, чтобы сыграть на чувстве самолюбия. Так неужели мы не должны распространять власть критики на шестнадцатилетних?»
«22 м а я 1941 года.
Вчера я наблюдал за мастером столярного цеха. Как только в дверях появился начальник колонии, он так засуетился, что на него обидно было глядеть. Вдруг на лице появилась заискивающая улыбка. Даже голос задрожал.
Чего он трепещет, словно осенний лист?
Стало так неловко, что и сказать нельзя. В такой миг мне хочется очутиться где-то на краю планеты».
«23 мая 1941 года.
«Граждане бывают всякие, — сердится Петр Филиппович. — Например, спесивые бездельники, юркие мещане, классические тунеядцы, — одним словом, такие, какие лишь по ошибке числятся человеком. Не о них я думаю, когда произношу святое слово — гражданин...»
«24 мая 1941 года.
Ни за что не угадаешь, как поступит тот или иной человек в следующую минуту.
У нас шел урок географии. Лидия Михайловна вызвала к доске Митьку Кислорода.
— Покажите, Мамочкин, границы СССР, — просит она.
Тот, конечно, выходит к доске и берет в руки указку. Карта — она, если не уметь ее читать, как иностранный язык. Мамочкин стоит насупившись, не зная, куда ткнуть палочку.
— Не волнуйся, Мамочкин, — пытается помочь Лидия Михайловна.
Выручает положение Матросов: кто бы мог подумать!
— Ну-ка, угомонитесь, — басит он, а потом, обращаясь к учительнице, добавляет: — Разрешите мне.
— Да, Матросов.
Саша вырывает из рук растерявшегося Митьки указку и направляется к карте.
— Правильно, — похвалила учительница. — Молодец.
Возвращая указку Митьке, Саша вдруг с жаром воскликнул:
— Эх ты! Не знаешь, где живешь и где жуешь. А сам еще сын академика!
Я-то знаю, что Митька никакой не сын академика, а потомок самарского парикмахера. Но в классе молчу. Не та обстановочка для выяснения биографий... Где такой барометр, которым можно измерить душевные порывы?»
«25 мая 1941 года.
Мне кажется, что все уголовники — актеры. Любой из них паясничает, одним словом, работает на публику».
«26 мая 1941 года.
Та самая девчонка, которую я от угона спас, прислала письмо. Удивился, конечно.
Разве у нас дадут прочитать письмо, если даже оно от девчонки.
Сообщили, что в моем корпусе кого-то бьют. Пропади все пропадом! Бегу, конечно, вслед за дневальным».
