А поскольку дело происходило на большой высоте, экскурсовод поспешила эту компанию вернуть с небес на землю – созерцать библейских царей на фасаде, копии тех, которым во времена Великой французской революции якобинцы яростно посносили головы, приняв их за французских королей.
Ну, посетили, конечно, Лувр. Лёня ошалел, когда там очутился. В жизни не видела его в таком возбужденном состоянии.
– Делакруа! – кричал он. – “Марианна” знаменитая!!! Прославленная “Смерть Сарданапала”!!! Его невольниц убивают, и его тоже должны убить. Еще Делакруа – “Юная утопленница”!…О Боги!!! “Переход через Альпы Наполеона!” А посмотри, посмотри! Эта картина смешная Жерико – мужик с носом шишковатым! И волосатым лбом. Я ее помню! Ой! “Плот «Медузы», потерпевшей кораблекрушение”!.. “Одалиска” знаменитая лежащая, и курится кальян! – бормотал он в восхищении. – Все полотна тут такие, – он шептал с горящим взором, – создается впечатление, что шагнул туда, в картину, и пошел! Нет, ты только полюбуйся! “Резня на острове Сцио”!!!
Я тоже узнала “Резню”, где турки всех поголовно забирают в неволю, горы трупов и так далее, ее репродукция была напечатана в моей старой детской энциклопедии.
Лёня бурно восхищался разными ужасами.
– “Взятие Константинополя”! Кошмар!!! – он так шумел в Лувре, что перебудил грудных младенцев.
По залам Лувра народ расхаживал с малютками в руках. Любуясь Веласкесом, Гойей и Эль Греко, мамаши без церемоний кормили ребенка грудью.
В Египетском зале в саркофаге отдыхал настоящий живой негр. Меня чуть кондрашка не хватила, когда я туда благодушно заглянула.
Я хотела попросить Лёню сфотографировать меня на фоне Джоконды. Но не стала. И попросила снять меня на Елисейских полях на фоне памятника Альфонсу Доде, автору знаменитого романа “Тартарен из Тараскона”.
Я всё-таки боялась, что на фоне Джоконды буду невыигрышно смотреться как женщина.
– А на фоне Альфонса Додэ ты будешь невыигрышно смотреться как писатель, – заметил Лёня. – Тебе лучше фотографироваться на фоне Тартарена.
Окончился этот фантастический день на Эйфелевой башне, до боли мне знакомой по шелковым платочкам Клоди Файен.
Мы сели в кошмарно грохочущий лифт, сквозь железные решетки были видны какие-то колеса громадные, которые вращаются с громким лязгом. “Билеты! Билеты!” – кричали кондукторы. Им нужно знать, на какой ты этаж купил билет. Чем выше, тем дороже. Лёня купил на… первый.
Мы стали кружить по смотровой площадке. Лёня, как человек, приехавший в Париж тринадцатый раз, мне объяснял с видом знатока:
