Кроме того Тишков являлся обладателем поистине музейной коллекции подобных книг: от крошечных – из двух скрепленных кусочков сосновой коры с какой-нибудь историей в картинке со словом или вздохом уральского уникума Букашкина – до книги-театра Сергея Якунина, вместилища “Случаев” Хармса, где всё грохочет, движется, оттуда смех доносится и плач, а также глухие удары огурцом по голове.
Но гвоздь программы – Пушкин. Протягивается под потолком леска, по ней, как трамвай по рельсам, ездит Пушкин туда-сюда, записывает стихи летящим почерком – гусиным пером на рулоне бумаги – и одаривает ими публику.
Накануне открытия выставки устроители позвонили ночью, они там все очень предупредительные, и спросили:
– Кого пригласить на открытие выставки?
– Из французов? – сквозь сон пробормотал Лёня. – Скажите, чтоб звали гостей поименитей: Анни Жирардо, Бельмондо, “белого блондина в черном ботинке”…
Господи, как я разволновалась, когда мы подлетали к Парижу! Как сильно забилось сердце, даже дыхание перехватило.
В Париже нас встретила дочь Файен – Элиз, преподавательница английского в Сорбонне, из четверых детей она больше всех похожа на Клоди. К маме в гости она обещала сводить нас, когда мы вернемся из Узерша. Мы поселились у нее в фамильном доме-башенке с винтовой лестницей, в глубине Латинского квартала, в шаге от Нотр-Дам. Из нашей мансарды видны были его стрельчатые арки, шпили и знаменитое окно в виде розы.
У нас же в абсолютно пустом пространстве (ковер да кровать) рос золотисто-изумрудный куст бамбука, а на крыше из деревянной кадки тянулась в небо настоящая сосна!
Посреди крупных цветущих подсолнухов стояло плетеное соломенное кресло. Больше всего во Франции мне понравилось сидеть в этом кресле на крыше, есть пирожок горячий с яблоками, пить кофе и смотреть на плывущие по Сене пароходики. Осень, из кафе напротив доносится музыка… Тишина.
Вечером отправились в Нотр-Дам.
Здесь, что ли, Эсмеральда бродила со своей козой?
Здесь они мучали бедного Квазимодо?
Как я переживала за него в детстве, как не одобряла Эсмеральду и всегда твердо верила: если на моем жизненном пути встретился бы такой человек, я ни минуты не раздумывая, подарила бы ему и любовь, и московскую прописку.
Храм был наполнен гулом, и на каждом шагу сидел католический священник с белым воротничком в резном деревянном домике с решетчатым окошком – подходи, исповедуйся!
Говорят, здесь очень пышные проходят венчания, не знаю, мы попали на экскурсию неописуемого количества умственно отсталых людей. Обескураженные величием собора, они радостно делились впечатлениями, вскрикивали, смеялись, гортанно окликали друг друга, как голосистые чайки и бакланы на приморских птичьих базарах. В их легкокрылой стае мы взмыли по узкой и крутой лестнице на башню собора. И чуть не посыпались обратно – ибо химеры на крыше произвели среди наших спутников ужасный переполох.
