Едят здесь хлеб с лебедой, черный, как земля, горький, скрипучий под зубами, от которого хворают, и, что странно, шалеют, как от вина. Бабы после каждых хлебов лежат целый день, так головы кружатся от мешения. Рожь продают здесь по 1 р. 60 к., но теперь перестают продавать. И в этом ужас положения. Никто не выяснил до сих пор, есть ли в России достаточно хлеба, и теперь уже ходят слухи, что нет. Здесь продавали мельники по 1 р. 60 к. и теперь перестают, и мужикам ближе 40 верст, т. е. города, негде покупать хлеба. Папа написал одну статью об этом страш-
----------------
1) Племянница Софьи Андреевны, дочь Т. А. Кузминской.
2) "Царство Божие внутри вас".
43
ном вопросе. Пожалуйста узнайте, нельзя ли с Кавказа откуда-нибудь выписать хлеба и сколько вагонов?
Сначала я долго не умела привыкнуть к тому, что значит теперь бедность, нужда. Самые сравнительно богатые дворы казались мне страшны. А богатый -- значит, что у него есть еще лошадь и овцы, что есть немного картофелю (но мелкого, как орехи: здесь и картофель весь пропал) и что с продажи овса купил топки. Но все-таки и здесь хлеб с лебедой, которого старики не могут переносить. Просто страшно все это видеть. Все это наши грехи. Народ относится к своему положению разно, кто подтрунивает над ним, даже шутит, кто озлоблен, что "императору до нас дела нет, мы хоть околевай все, что ему", кто с болью и горечью переносит его, кто все надеется на помощь правительства, ждут ее, и, когда она недостаточна, озлобляются и слышен ропот. Теперь здесь, кое-где, есть земская, довольно большая выдача, но выдается она на очень нелепых условиях: а именно, -- надо, чтобы мужики дали приговор о круговой поруке, т. е. так как выдача считается заимообразная (что тоже вздор, так как и правительство и мужики знают, что они никогда не отдадут этого), то мир должен поручиться круговой порукой, что отдадут, а при такой поруке и богатые требуют выдачи, а самые бедные, одинокие, безземельные не попадают в поруку, так как мир знает, что они никогда не смогут заплатить, и потому и не ручается за них, и они остаются совсем без помощи, и много очень таких. Преимущественно для таких-то и существует столовая в каждой деревне. Каждый день возвращаешься откуда-нибудь полна ощущений жалости и стыда. Страшно видеть этих истощенных, замученных людей, которые постоянно в страхе голодной смерти. Многие есть такие, которые живут тем, что побираются, но теперь все меньше и меньше подают и скоро совсем перестанут. Жалки дети. Один мужик мне рассказывал, как его дети ни за что сначала не хотели есть хлеб лебедный, плакали, говорили, что их обманывают, что это не хлеб, и бегали и выбрасывали его на улицу. "А теперь вон, жуют". Есть такие, у которых по два, по три дня совсем нет хлеба. Теперь с таким восторгом они все накинулись на чистый хлеб в столовых, что просто трогательно это видеть. Им это как пряник кажется. Столовые эти обходятся очень дешево -- от 95 коп. до 1 р. 30 к. в месяц на человека, но довольство этими столовыми огромно. Здесь смертей и болезней сильных от голода нет, по вчера получила от Е. И. Попова письмо, в котором он пишет, что Е. Ив., приезжавший из Сибири, рассказывал, что в Оренб. губ., в одной деревне, где он просился ночевать, его не пустили, так как там только что умерла женщина от голода и раньше ее умерли еще трое. В другой деревне есть люди, которые не ели по 6 суток и т. п. Лева уехал в Самару, где тоже, говорят, страшно. До сих пор еще мы не получили от него сведений.
