Потрясающий момент — такой, что в двух словах не опишешь. Всеобщее братство!
— Не стрелять! Хватит крови! Вы же не звери!
Какая прекрасная минута… Или мы все умерли, попали в рай, и этот фашик, одетый в лохмотья, на самом деле ангел, встречающий нас? И вдруг в бинокль я замечаю, как ангел-оборванец подмигивает своим — тем, что прячутся в окопе. Он под сурдинку делает им какие-то знаки правой рукой, точно дирижер музыкантам. Что за симфонию они собираются исполнить? Наверняка, что-нибудь в нашу честь. Может, La mort d’Aase[13]. Теперь я вижу его насквозь: готовьте гранаты, подпустим наших друзей поближе…
Испытанная уловка, мы и сами к ней не раз прибегали в подобных ситуациях. Бойцы швыряют винтовки на землю, машут руками, охваченные единым порывом; да они же новобранцы, им неведомы старые фронтовые хитрости.
— Это ловушка! — кричу я, однако никто меня не слышит; кругом радостный гвалт и сумятица. Скорее обнимем друг друга! Боже мой, как сильно в нас стремление к братству и как часто им пользуются, чтобы убивать еще беспощаднее…
— Придурки! — снова ору я, но голос тонет в немыслимом гаме. Рука сама собой тянется к заднему карману, и пистолет ложится в руку, как влитой. Я спокойно навожу ствол; в прорезь прицела вижу, как размахивает руками человек на бруствере. Плавно, с наслаждением жму на курок; боек издает короткий, нелепый щелчок. Ну да, пистолет-то не заряжен.
В двух шагах от меня лежит убитый боец; смутно припоминаю, что его фамилия Эсплугес и родом он из Алберки. Хватаю его винтовку. Или наоборот — фамилия Алберка, а сам он из Эсплугеса? Неважно, какая теперь разница. Приклад отдает в плечо, ангел-оборванец падает, как марионетка, у которой перерезали ниточки.
Мои бойцы все поняли; сообразили, наконец-то! Завязался кровавый рукопашный бой. Они яростно колят штыками всех подряд, даже тех, кто на коленях молит о пощаде. Напрасно я кричу:
— Скоты, что вы делаете! Остановитесь! Хватит крови!
Наконец в окопе не осталось ни одной живой души, убивать больше некого. Губы у меня запеклись, мучает жажда. Пико пригнал к нам мула с бурдюком воды на спине. Мы жадно пьем. Теплая, мутная вода кажется нам самой вкусной на свете.
Странное умиротворение принесли эти глотки. Но бойцы не отваживаются поднять глаза, словно теперь их связывает какая-то постыдная тайна. Сможем ли мы когда-нибудь спокойно смотреть друг другу в лицо после того, что произошло?
И снова день за днем из боя в бой, из траншеи в траншею. Оказывается, противники, в отличие от нас, выставили три линии обороны, одну за другой. Боевой дух падает: только прорвем одну, а за ней метрах в ста вторая, а там и третья. Приходится начинать все с начала.
