— Савватий Лукич, с Небылиц чека идет! Савватий Лукич, чека! Чека идет, батька велел…
Выстрелы разом смолкли, словно их отрубили, копыта отхлынули вниз к мосту. Через недолгое время, пока Арсений Егорыч сталкивал с себя пищаль, одинокий конь стал подниматься по тому берегу вверх по Ольхуше, а Савка крикнул в сторону усадьбы сквозь сложенные ракушкой ладони:
— Погоди, Орся, еще встренемся на узенькой дорожке!
Кони зачавкали по влажной дороге в сторону Наволока, копыта их стихали за поворотом, и будто бы померещился там плачущий бабий возглас, но Арсений Егорыч перезарядил ружье, как в тумане, прослушал слабые хрипящие стоны, исходившие от белого пятна, появившегося под оградой, качаясь, пошел по дому.
Сквозняк разгуливал в полопанных стеклах. Филька захлебывался ревом в зыбке, двери в сени с обеих половин стояли нараспашку, и, подталкиваемый смутным подозрением, Арсений Егорыч спустился во двор. Перепуганный скот жался по углам, и лишь Гнедко фыркал и бил копытом в байдак. Дверь наружу была приотворена, и Арсений Егорыч сразу увидел раскрытый замок потайной калитки и Енькин яркий платок на новорожденной траве возле нее. Сбежала! К Савке, к хахалю, сбежала!
Тут-то и познал Арсений Егорыч, что такое коренная ярость. Догнать, догнать ее, вернуть, исполосовать, загнать, как лошадь, отучить навеки!
Он не помнил, как вывел Гнедка, как взобрался на него с одной-то рукой, как удержался без седла, когда скакал навстречу чекистам. Вылетали из тьмы к лицу ольховые ветки, но жажда праведной мести разламывала виски хлеще веток, и у небылицкой околицы он едва смог сказать остановившему его дозору:
— Там… кулаки… бандиты… с Выселков к Наволоку!..
Очнулся он в уездной больнице. Рядом сидели Осип Липкин с Егоркой, забинтованная рука покоилась на подставке, и сам он был привязан ремнями к больничной кровати.
— Рвался ты очень, Арсений Егорыч, — сказал Осип и шмыгнул носом, — видишь, как тебя пришлось…
Егорка тоже шмыгнул носом, сердце Арсения Егорыча так обмякло, что он испугался, как бы не заплакать самому перед работником-то и сыном, и, чтобы этого не случилось, Арсений Егорыч прошептал взыскующе:
— Чего же работать не явились?
— Война по всему уезду, Арсений Егорыч, — развел руками Осип, — Чека нас не пустила… Ты лучше посмотри-ка, чего о тебе пишут!
Осип оглянулся и вытащил из кармана отпечатанные на желтой оберточной бумаге (с махорочной фабрики — вяло отметил Арсений Егорыч) «Известия УИК».
