Почта с восточного побережья - Борис Степанович Романов

Арсений Егорыч несколько раз просыпался еще до свету. Снилось ему, будто идет над Выселками гроза, обрушивается на крыши гром, молонья сверкает и при всем при том — ни единой дождинки.

Замирая от страшного сна, Арсений Егорыч медленно закатывал глаза, пока не начинал видеть на потолке отсветы от лампадки у занавешенной иконы святых Петра и Павла.

Затем он начинал вслушиваться, но слышал лишь спокойное сладкое дыхание спящей рядом Полины, тишину, будто в доме никого больше не было, и снова засыпал, не в силах распознать, была ли гроза наяву или пригрезилась. По правде говоря, Арсению Егорычу не хотелось до конца просыпаться, убаюкало его под стеганым одеялом тепло.

Но гроза не унималась и, когда небеса раскололись чересчур близко, Арсений Егорыч вскинулся. Гром гремел на самом деле.

Поначалу Арсений Егорыч не поверил этому, а поверив — ужаснулся. Неужто и сюда добрались?

Он полежал несколько мгновений, раздумывая, помолиться ли про себя или поднять Фильку да проверить, как там снаружи, но тут и гроза пошла на убыль: раза два развалилась над облаками поленница, ухнуло, пощелкало в небе — и тихо стало, как в омуте.

«Неблизко, — успокоился Арсений Егорыч, — оно по морозу выходит под боком, а пешком далеко, не иначе как за Цыганским болотом».

Он повернулся на бок, лицом к Полининому затылку, и мягкие волосы ее защекотали нос Арсения Егорыча.

«Ишь ты, — как всегда, восхитился Арсений Егорыч, — до чего чисто пахнет. Пряник, а не баба!»

Он поправил поудобнее на себе одеяло и протянул к Полине негнущуюся руку.

Полина вздохнула, шевельнулась, на миг напряглась и, просыпаясь, перевалилась ближе к стенке. Арсений Егорыч двинулся следом.

— Орся, ну хватит же, — заныла Полина, — ну оставь на завтра…

Арсению Егорычу было не до ее недовольства, но тут снова выстрелила гроза за Цыганским болотом, со странным взвизгом прокатился одинокий гром, и волей-неволей Арсений Егорыч остановился, помянул нечистую силу, глянул искоса на Петра и Павла и тут обнаружил, что занавеска иконы непонятной силой сдвинута в сторону, тесемка спустилась и конец ее только что не в пламени. Упредила гроза беду!

Арсений Егорыч восстановил занавеску, оправил на себе исподнее и, потянувшись, сдернул с лежанки валенки. Полина заснула как ни в чем не бывало, и Арсений Егорыч озлился: «Ишь, телка!»

Он сунул ноги в валенки и подошел к оконцу. Слабый свет морозного снега угадывался вдали, и стекла были затянуты по краям изморозью.