…Были у Арсения Егорыча времена, когда лишь банька скрашивала ему одинокую жизнь, и в этой же баньке ульстил он осенью Полину, несмотря на все противодействие Еньки.
Препятствовала Енька тихой сапой, как могла, но когда тянуть дальше стало невмоготу и подошло все к решающему рубежу, Енька отступилась, посмев заговорить вслух:
— Орся, батюшко, одумался бы. Она ль тебе ровесница, она ль тебе подвязка?
Арсений Егорыч только этого и ждал. Схватил Еньку жесткой рукой за локоть и поволок через мост на другую сторону Ольхуши, к двум крестам. Бросил ее на колени и сам рядом пал:
— Гляди, Енька! Тут эта, царство ей небесное, Марья лежит, не остави ее боже на том свете. А тут, тут вот, ты, Енька, законна жена! Я тебя тут еще о двадцатом годе похоронил, закопал. Каки твои возражения есть? Молись почаще на это место!
Арсений Егорыч лицом, лицом, лицом поторкал Еньку в размытый песчаный холмик, поросший по краю некладбищенским чабрецом, и Енька после такой молитвы смирилась. А банька приобрела для Арсения Егорыча чудодейственный смысл, будто он в третий раз парнем стал.
Ёкиша Арсений Егорыч поначалу баловать банькой не собирался, так, помыть хотел для порядку — и будет. Но, беседуя с ним, Арсений Егорыч помалу пришел к мысли, что простого гостеприимства тут окажется мало, ибо Ёкиш, проспав после кружки молока еще сутки, очнулся, жить стал по режиму, как арестант, и был не только безотказен в еде, как хряк, но и говорлив, и нравоучителен, как священник. Из поучений его Арсений Егорыч, приспособясь пропускать мимо внимания немецкие слова, постепенно уразумел, что перемены на Руси предстоят великие и, если не приноровиться к ним по толку, можно остаться на старости лет на бобах, то есть не только единоличность свою утратить, но и сам живот.
Кроме того, возникало еще одно основание для раздумий: преследовал Арсения Егорыча сон, будто ненароком оказывается он при назьме, то в огороде своем, то на рогачевской усадьбе, а то и вовсе за Наволоком на Сташиных нивах, отмывается потом в Ольхуше, а назьмо прилипает ну как родимое пятно — не отодрать. Примета эта была абсолютно достоверна, так как сон такой в руку был у Арсения Егорыча перед батюшкиной кончиной. Но откуда теперь-то деньгам браться? Кроме как через Ёкиша — неоткуда.
После первой ночи Арсений Егорыч решил сновидение забыть, после второй слушать Ёкиша стал внимательнее, а после третьего сна решил, что если уж попалась ему в руки выгода сама, то необходимо все лазейки перекрыть, чтобы не продешевить.
