— А вот этого никогда не будет! Запомни — никогда! Ему что, места тут мало? Или работы нету? Мы живем — и он будет. И не тявкать!
Степан сказал грубо, как отрезал. Ребята притихли. Слышно было, швыркнула носом Татьяна.
Он набрал кусков с тарелки и пошел кормить собаку.
4
Это был старый спор. Татьяне действительно трудно управляться с большой семьей. Весь день уходил на скотный. Двадцать семь коров — подои-ка три раза. У каждой доярки по двадцать пять — двадцать семь. Трижды оботри вымя корове, справься с каждой, а после дойки перемой ведра, коллектор, что присасывают на вымя. Хорошо еще — горячая вода подведена. По плану в летние месяцы шестнадцать литров полагается с коровы, а есть которые по два дают, нетели — а спрос с доярок. Нервничает Татьяна, конечно. Где тут думать о доме?
А Степану надо, чтобы дом, хозяйство — все как следует было. И поросеночек, и теленок — телочку там или бычка взять. Нынче пустили телку, он настоял. Сколько можно пользоваться молоком от теткиной коровы — там своих внучат хватает. А денег с племянника не берет — все-таки сын старшей сестры. Степан тоже, чем мог, старался услужить тетке Клавдии.
И кур держали десятков до трех, и каждый год привозил из города инкубаторских цыплятешек, — ничего, выхаживали с ребятишками и осенью с мясом были.
Уехал бы Юрка — конечно, полегче бы стало. Но Степан убежден: Татьяну оттого разбирало, что у всех холстовских дети уезжали, пристраивались на стороне. И для Юрки ей желалось какой-то другой, более достойной жизни. Степан замечал, как глядела она на него иной раз и глаз отвести не могла. Как хмурилась и с лица линяла, когда посмеивались над сыном. Особенно, когда похвалялся Юрка городом Грозным, где довелось ему в армии служить. Степан во время войны не такие города видал, а зять ленинградский, муж другой материной сестры, строитель, звал после войны в Ленинград, комнату сулил, но Степан, дорвавшись до деревни, сразу взялся перестраивать дом деда Ивана — прилаживался, не умел даже углы вязать, и дом долго не был обстроен, как надо, однако постепенно поднатаскался мужик, а там и к людям подряжаться начал. У Юрки руки к дереву не лежали, его и зимой только силой заставишь топором поиграть — не в ледневскую породу пошел. Не прикипел и к охоте. Больше проку от мальчишек, от Валерки и его однолетка Славки, теткиного внука. А Юрка, кроме машин, ничего не знает — то боронит, то пашет, то зеленую массу заготавливает или в мастерских трактора ремонтирует. И разговоры про отъезд велись постоянно, строились планы, делались предположения — кто-нибудь уезжал, приезжал на отпуск, на выходные и разводил турусы на колесах — как замечательно на заводе, на стройке: твердая оплата, выходные, чистая жизнь, культура…
