— Ты поздно пришла?
Рогнеда отвечает:
— Да, мамочка.
— Кажется, шел дождь?
— Да, я чуть под него не попала.
Старушка осушает чашку и еще наливает в нее из кофейника. Дзик! дзик! — гремит ложка, размешивая сахар.
— А я видела во сне, что я ослепла.
Рогнеда говорит:
— Вам, мамочка, вероятно, было страшно?
— Да. Ищу окна, а его нет, потому что я ослепла.
В передней дребезжит звонок, кухарка открывает дверь.
— Барышня дома?
Рогнеда выходит из комнаты. В прихожей денщик фон-Книппена, коренастый, краснолицый солдат, с тупыми глазами.
Он отдает ей честь и вытаскивает из-за обшлага рукава конверт.
— Его благородие приказывали передать.
Рогнеда разрывает конверт, в нем билет в цирк на первое представление.
Она вкладывает билет обратно в конверт.
— Скажи твоему барину, что я в цирк не собираюсь. Можешь идти.
— Слушаю-с!
Солдат круто повертывается и уходит.
Рогнеда возвращается к недопитой чашке, хмурая и злая.
— Кто там был?
Денщик фон-Книппена с письмом.
— Рогнеда, что ты хочешь к обеду?
— Ах, мамочка, все равно… Ну, перловый суп и котлеты.
— Суп перловый был вчера.
— Ну, тогда борщ. Все равно. Мерси, мамочка, больше кофею не наливайте мне.
Она идет в гостиную, где вчера положила на пианино перчатки. Опустошенный сад глядит в окно угрюмо, безжизненно. Еще на клумбе возвышается георгин, но тлен смерти коснулся его лепестков, они вянут, превращаясь в противную черную гниль. А маки, гордые, пламенные маки? Теперь они похожи на отвратительные плотоядные растения, их серо-зеленые головки-животы наполнены дозревающими семенами. А эта желтая, оранжевая, багряная, мертвая листва деревьев, смоченная ночным дождем и покорно улыбающаяся в лицо своей гибели… Господи, как скучно!
Рогнеда натягивает перчатки, надевает в столовой жакетку, шляпу и говорит матери:
— Я, мамочка, сегодня раньше приду, часикам к двум. У моего класса сегодня четыре урока.
Старая пани встает со стула и целует ее на прощание в лоб. Так заведено. Каждое утро ко лбу Рогнеды прикасаются сухие старушечьи губы:
— Да будет с тобой Дева Мария!
Рогнеда выходит на улицу. Широкие лужи блестят зловеще, весенние лужи были не таковы, тогда они смеялись всевозможными окрасками: у иных был голубой отлив, словно бы они насыщались лазурью; иные ярко улыбались веселою синью. А теперь они, как черные дыры, залитые черною-черною влагой, — и ступать по ним противно.
На углу, где потребительская лавка «Якорь», Рогнеда по привычке озирается по сторонам, не видать ли Алексея, он частенько поджидает ее здесь и встречает, якобы невзначай… Его нет, вместо него бредет Долбня, с трубкою во рту, которую он курит только тогда, когда у него скверное настроение, — по крайней мере, так он говорит сам.
