точно запах паленой травы,
осеннее небо раскинуло
огромный холодный купол.
Человек,
ты жалок и одинок
среди своих сверкающих, бесполезных вещей.
Когда-нибудь ты откажешься
от грохота пустых слов. Когда-нибудь ты
босиком, с окровавленными ногами, войдешь
в небесную тьму отчаяния.
Услышишь, как звездные лучи холодно звякнут
и смолкнут у тебя за спиной,
подобно стеклянным бусам восточной дверной занавески.
И там,
во тьме, за самыми дальними звездами,
ты сожжешь своего последнего кумира
и ногой разбросаешь золу
и создашь божество.
Снова.
Я не верю, что в первое утро
бог сказал:
Да будет свет.
Сила, повелевающая вселенными,
не пользуется человеческими словами.
Когда тьма сдавит тебе горло
и Юпитер в пустоте обратит
свои вечные льды к твоему сердцу,
тебе вспомнится только то,
чего ты так и не сказал.
ИЗ СБОРНИКА «ЗАМЕРЗШАЯ КЛЮКВА», 1984
Когда было особенно трудно -
в зимние дни, жесткие и холодные,
как стертые стальные полозья, -
ко мне явились слова, точно
горький вкус в сердце.
Северный ветер
леденяще выл над болотами,
чисто подметая кочки,
и на них начинала сверкать замерзшая клюква,
матово-красная и горьковатая,
как будто небеса истекали кровью.
Время идет к вечеру.
Я останавливаюсь и опираюсь
о каменный знак на освещенном закатом холме
и долго смотрю на восток,
где синие утренние вершины
погружаются в сумерки.
А потом снова шагаю на запад.
Снимаю звезду с неба
и несу ее в руке, как фонарь,
освещая самую глубь ночной земли,
где моя видимая оболочка
скоро растворится и развеется,
как дым, подхваченный ветром.
Но звезда, которую я несу,
будет светить тебе
долго-долго,
вися на западе над самой вершиной.
Поздним осенним вечером
я возвращался из леса после сбора ягод.
Я видел, как из-за горной гряды на востоке
медленно поднимался Орион. Наконец великан
уперся своим правым серебряным башмаком
в вершину над Глухариной скалой. И замер,
задумчиво подняв левую ногу,
перед тем как шагнуть по синей дороге на запад.
Ранним летним утром
я лежал в траве на покосе.
Надо мной раскинулось июньское небо,
непостижимо светлое и пустынное.
Я как будто плыл в синеве,
подобно фигуре с форштевня погибшего судна.
Сквозь колышущуюся зеленую траву
я видел низкий месяц.
И глаза мои увлажнились от счастья,
когда сосновая шишка
стала тереть мне между лопатками,
заставив меня отодвинуться.
"То, чего ты не смог сказать..."
То, чего ты не смог сказать,
живет рядом с тобой.
Твоя жгучая тоска пылает в твоих руках,
