— Но почему это необходимо, Валентин Николаевич? Служить в охране порядка могут и другие.
— Не пойдете вы, Сережа, и подобные вам — места заполнят люди противоположных взглядов. Даже сторонники старого режима.
— Мои родители очень недовольны, что я так много времени уделяю общественным делам. Говорят — ходи на лекции, революция уже закончилась. Но я не согласен.
— Не хочу ссорить вас с родителями, Сережа. Решайте сами.
— А я уже решил. Остаюсь в дружине, а если надо — в милиции или как там она будет называться.
— Ну и хорошо. И вот какие я вам дам советы…
Корабельников придвинулся к Прозорову. Ефим встал:
— Покурить выйду.
— Да мы с Сережей скоро закончим!
— Все одно, покурю пока на крылечке. — Ефим твердо запомнил наказ Ольги: в доме не курить, Ксения Андреевна по болезни табачного дыму не терпит.
— Куда без одежи? — окликнула Ольга, все это время возившаяся на кухне. — Шинель накинь! У тебя грудь простреленная.
Ефим кончал вторую самокрутку, когда на крыльце показался уже одетый Прозоров и следом за ним — Ольга в наброшенной на плечи шали.
— Валентин Николаич тебя дожидается, — сказала она Ефиму.
…Был уже поздний вечер, когда Ефим, после обстоятельного и неторопливого разговора с Корабельниковым, отправился обратно в казарму. Выслушав его советы, Ефим чувствовал себя куда более уверенно. Он передал Корабельникову просьбу Гомбаша. Корабельников обещал, что на днях придет в лагерь и встретится с Гомбашем сам.
Еще похолаживает. Весна, прожурчав ручьями, еще не добралась до последних снегов, что отлеживаются по чащам и оврагам. Но в эту пору она уже зажигает на открытых солнцу местах огоньки первых цветов. Медленно и поврозь начинают теплиться они. Сквозь еще стылую землю, а то и через ноздревато-льдистую корку дотаивающего снега пробиваются белые, с желтой искоркой внутри, подснежники. Золотисто вспыхивают на первотравье, выбегая сразу дружными стайками, желтые многолучевые звездочки одуванчиков. Кое-где на низинах возникают и бледно-лиловые венчики фиалок. Солнце в эту пору греет уже так, что не холодно и без шубы. В ней даже жарковато. Но тепло этих дней ненадежно — стоит наплыть на солнце облачку или тучке, как сразу же тянет стужей…
Сегодня день обещал быть, как и начался, безветренным, теплым, с утра небо было ясно, но потом оно забелело медленно плывущими с севера облаками. Впрочем, предугадать, разгуляется или, наоборот, испортится погода — было трудно. И поэтому, когда солдаты роты Кедрачева стали собираться в город на первомайскую демонстрацию, кто вышел налегке, в одной гимнастерке, а кто предусмотрительно надел шинель. Никакой команды на этот счет дано не было. Ротный комитет объявил, что, поскольку солдаты теперь такие же граждане, как и все, идти на демонстрацию — дело добровольное, не строевое, пусть каждый поступает как хочет. Кедрачев понадеялся, что распогодится, и отправился без шинели. А оказалось, что стало совсем пасмурно, временами даже побрызгивал мелкий дождик. Без шинели было зябко, но на ходу — терпимо.
