Тут Канцев полагал главный недосмотр правдолюбов: никогда все люди не станут человеками.
Фёдор Викторович много на что насмотрелся за свою жизнь и, вкупе с прочитанным и услышанным, давно пришёл к несколько неожиданному выводу. Лжец и отец лжи — дьявол, противник Божий — сатана, Ибикус, бесы, шайтаны и прочие многоликие проявления искусителя рода человеческого могут быть, как учат книги, отдельными сущностями, охотниками за душами. Но с тем же успехом, исходя из того, что все совершаемые в жизни несчастья совершаются людскими руками, заклеймённые ненавистники и убийцы могут присутствовать в людях изначально, как вирус или бактерия в теле, дожидаясь своего часа.
Если принято, что сотворённый ангел по своей воле превратился в сатану, то почему нельзя считать, что наделённый свободой воли человек сам, сообразуясь с собственной выгодой, выберет путь смерти и ненависти вместо дороги жизни и любви? А может, и жизнь нам дана для того, чтобы выявить ненавистников, которых нельзя допускать в царство любви?
Но тогда люди в любом случае и во все земные времена распределятся по всей шкале от ненависти и лжи до правды и любви, и если можно будет о чём-то говорить, то только о форме этого распределения. Какое оно? Сосредоточенное в области ненависти или в области любви? Если в области любви, то можно пытаться построить на земле царство Божие. Если в области ненависти, то любое царство получится сатанинским.
Так и получалось у Канцева, что нет человека без бесовских бацилл. Их и в нём было предостаточно. Откуда иначе его злость и ненависть к людям, включая себя, и тоска по недостижимому идеалу?
Между тем, злоба и недовольство, распиравшие душу Канцева, ничуть не мешали ему производить на людей привычный вид оптимиста — может быть, немного затасканного и потрепанного жизненными неурядицами.
Своими моделями он почти перестал заниматься — всё-таки это была работа для не болящей души. Зато ему удалось устроиться на вполне приличную работу, где пришлось, правда, поначалу помучиться, заставив себя вспомнить старые навыки писания отчётов, но потом, постепенно, прийти к тому, что у него получалось лучше — изготовлению за малые общественные деньги достойных поделок, помогавших общей работе.
Он снова подкопил денег и помог Алёне переехать в Питер. И опять подкопил денег. Успел выгодно взять кредит. И уже с Алёниной помощью разумно распорядился деньгами, купив в Питере комнату.
Устроив неотложные дела, Фёдор Викторович решил показаться докторам.
