Всё перевернулось внезапно, через года два, я ему как-то сказал, что он давно уже «мышей не ловит», стал «старикашкою Пью», тогда как она (про его жену) вполне себе развивается, а раз в полгода она приезжала. Он сказал, что у него «есть своя правда», и заявил — у меня «ЧСВ» (ну чувство собственной важности, то есть), и я совсем ничего не достиг. Причём добавил эмоции, жёстко — и мне пришлось «поболеть». Потом ушёл навсегда, двадцать пять лет прошли даром. Он стал почти что последним из старой тусовки.
9. Юрский период сознанья
Глаза закрыты, так лучше. Для меня нет больше завтра — и завтра будет сегодня. Нет, я вполне хорошо отношусь к окружающей меня реальности, и, может быть, с пониманьем. Всё, что ни сделаю, здесь просто тает. Куда растратился мой личный импульс — видимо его совсем завалило тем, что, как хлопья, летит из окружившего мира — как карусель при метели. Оно меня не волнует, но заглушило — забило глаза, уши, рот — даже сказать что-то сложно. Есть много тех, кто в таком же, как я, положеньи, но также много и тех, кто всё вокруг превращает вот в это. Зрачкам под веками тесно, и я открыл бы глаза, но будет резать — свет, он нелепо активен — «а записался ли ты …, а вот они записались!» Я не хочу быть ни чем, что все они могут видеть, и не хочу так же видеть, что все они хотят мне «показать», и я глаза не открою. Что-то рождается из полутьмы, чуть проходящей в глаза через веки — всё в чёрно-розовых красках — чувствую или же так представляю. Глаза шевелятся под тонкой кожей.
Серные гейзеры, копоть и облака древней пыли, как на планете Помпея, вокруг крушатся статуи. И, хоть «я в танке» — мне по-фиг, но кислород в дефиците. Всё здесь уносится ветром, и в недоверии оно теряет свой смысл. Каждый в отдельности почти разумен — в пузыре собственной жизни, но, глядя со стороны — их затянул в себя бред. Кажется, очень несложно тупо оценивать — правда-неправда, в чём что-то правда, насколько, не потреблять откровенную дурь… Влезать в дела их не стоит. Общаться с ними всегда бесполезно, смысл их сознания мне недоступен — что они думают, не понимая. И мне почти их не жалко. Я развернулся, ползу прочь от них, но я опять почти там же. Вокруг «болота всех верящих» — щупальца, жала и пальцы. Зло это часть формы их бытия — оно сочится повсюду, Юрский период сознанья. Хотя, конечно не Юрский, и не период, конечно — всё безнадёжней, древнее. И я бы сжался, накрылся своим одеялом, но только подлость вспорола мне к
