8. Что, вообще, происходит
За двадцать пять лет нашего знакомства я в первый раз собрался к другу на дачу. Так как я здесь не хозяин, то на меня лень напала — жена выдрала с трети участка крапиву, я лишь помог отнести её в кучу. Просто сидел, словно видел впервые, наблюдая перемещенья других и красноту заходящего солнца. Но разжигать костёр в ямке и обложить её всю кирпичами я помогал, безусловно. До темноты шашлыки всё же были готовы. Потом был торт, была дыня — большая, и виноград под вино, и «всяко разно» с икрою. После уже закусили с куста черноплодкой, не применяя испачканных рыбою рук — сложно идти по темну к самой бочке с водой. Надо мной низко нависли ветки неплодоносящих слив, их заострённые листья. Выше, вокруг темнота — мы, как и эти деревья, склонились. Небо уходит наверх, как будто мы на дне башни. Отсветы пламени празднично бегают по его узкому лицу и по плечам в куртке хаки. Его — дети, мать, моя — жена, все ушли спать, а играть в шахматы — поздно, и в голове из-за винчика чуть мутновато. Комаров нет, просто счастье. Отсюда в часе езды Старая Ладога, мы там с женой были в мае. Ох, неохота мне завтра с идти на рыбалку — он обещал дать нам лодку, лучше бы в город обратно, в комнату, будто в ячейку, но обижать я его не могу, а объяснить не сумею.
— Что ты такой грустноватый? — Видеть уже не могу, как от неё он страдает — я одубел ото всяких нелепиц, а он меня провоцирует к жизни.
— Да, как всегда. Всё ж, почему ей никак не живётся?
— Я ж говорил много раз — у неё фляга свистит. Нельзя вообще открывать двери ада, ау неё раздражение вместо эмоций: от эгоизма и до людоедства.
— Мало, что дура, ещё сумасшедшая дура. — И в диссонансе к спокойствию ночи он начинает рассказывать и распаляться. Я, молча, слушаю снова, и понимаю — ему от неё не уйти, так как для этого нужно найти в себе силы, и перестать верить самообману. — И ещё тёща: и её с сестрой, их отца — всех искалечила до кретинизма, ну а сама — трансформатор из будки.
— Да, злобность, точно, заразная штука, и, когда кончится, то отходить будешь годы. Свойства людей изменяют реальность. Ты зря боишься расстаться. Я тоже так же болел, а может быть и похлеще. Минное поле в болоте. Помнишь, над дверью был крест нарисован. Потом я взял себя в руки. Только две точки опоры: разум и внутренний зритель. — Он тонкой палочкой вновь раскурил от костра сигарету. Взгляд его долго держался на пачке, смысл разговора сместился.
