— Мы ещё руки не мыли с дороги.
— Не то что руки, я всё бы помыл. Сейчас, возьму полотенце. — Я присел на корточки и смотрю снизу.
— Ты приходи, умывальник в конце коридора. — Она ушла, бесконечно — «я — дома».
Ночь, полчетвёртого — мы на окне, снизу лежит пустота, за ней, шумя, убегают вершины деревьев. Уже слегка рассвело, иногда ветер прохладой проходит по телу.
— Как ты ждала? Это ж целых пять лет.
— Ну а что мне оставалось?
— Мне нужно было бы раньше…. Вон, смотри — кошка идёт, ей хорошо — она делает дело, я так хочу. — Тёмная кошка прошла по асфальту — как будто чёрточка тени.
— Ну вот и делай. — Отвечает она, я понял — а ведь, и вправду, я к целям совсем не иду, а кувыркаюсь в пространстве.
— Ох надо, буду. — Пытаюсь я не солгать. Подоконник велик — мы на нём с ногами, в раме окна и уходящей в даль ночи. Но рядом комната, и нам не зябко. Медленно ночь отступает, так, что уже различимы и лица. Стали уже проступать очертанья предметов, небо всё больше светлело. Вступая в права неотъемлемых спутников дня, звуки уже становились другими. Ночь уходила, вход в завтра. Чуть-чуть качнись… — всё же пятый этаж. Мы потеряли связь с миром.
…Воздух вокруг, облака, а я смотрел, как машина неслась по шоссе между полей и холмов под сухой шёпот травы. Брезент на грузе вверху отвязался и громко хлопал по ветру. …Просто я спал под открытым окном, в лицо дул утренний ветер. Открыл глаза — было очень светло, воздух был солнечным и золотистым. Тело всё так же спало… Потолок сверху смотрел на меня, а я смотрел на него, узнавая. Я встал, увидел всё: голубизну, и как вода, полуспящее лето. Я попал в полосу света от солнца.
— Ты давно встала?
— Не очень.
— А что не будишь меня?
— А сам просыпайся. — Может быть сон меня так изменил — всё стало лишь горизонтом. Так можно видеть картину и… — ты живёшь теперь дальше в картине. За ней был воздух, и было всё растворившее солнце, как на экране. Фон и немногое, кроме неё, словно всё больше светились. В мире её лица был необычный объём — небо шло в место для всех бесконечных. Весь затенённый рисунок лица её, впаянный в свет, в туман волос — на подоконнике, она смотрела — это собой всё меняло. Невозмутимые светлые серо-прозрачные стёкла были подвержены ветру. Небо плыло в меня от горизонта. Там шкура леса вдали серебрилась — от влаги, за ночь насытившей воздух. Я шёл на свет и на пятна цветов — на её платьи. Пришлось опять наступить на кровать, чтобы сесть как раньше, в рассвете. Ветер был чем-то подобен воде, и тишине, и свеченью. Отсюда, как будто с обрыва, вниз шла глубина, воздух, кружащий сознанье, блики на листьях — игра оттенков. И я вдыхал часть себя, ту, что я долго не помнил. Комната сзади и отсвет раздёрнутых штор — всё было тенью. Причём иные места все смотрели сюда, на окно, я был и в них — прямо до марева не отошедшего утра. Праздность, спокойно.
