— Как хорошо, и мне не нужно сидеть ждать на камне.
— Пойдём, рюкзак не забудь. — Я поднимаю его на плечо, и до меня вдруг доходит.
— Слушай, а как нас вахтёрша пропустит?
— Пойдём. — Я понял — пропустит. Мне чуть-чуть жаль расставаться с луной и с серым сумраком клёнов, но она — смысл в этом мире. Ряд окон нас провожает, как строгий ночной патруль, а нам навстречу бежит ветерок и наполняет всё жизнью. И три ступеньки, и дверь, и слабый свет из фойе, и это чудо — вахтёрша кивает, и мы идём мимо вверх около тёмных дверей коридоров.
— Что, здесь сейчас не живут? — Она в ответ пожимает плечами.
— Я здесь, и кто-то ещё есть, возможно. — Мы входим в тёмный пустой коридор, ночь же, игравшая лицами — там во дворе взгляд её был чуть туманен, здесь стала строго черна и обступает нас мраком. Шаги скользящи, слабы, всё растворяется в мраке. Ночь давит наши глаза, так как важнее другое — что в себе можешь слышать. И я стараюсь потише идти — это как часть ритуала.
— Не уходи, я потеряю тебя. — Лицо её ко мне вполоборота, а через окна фойе снова светится ночь, она опять стала лунной. Шорох шагов, тишина — это дверь, она её открывает, а нам навстречу летят и поднимаются выше стола — занавески. Просто окно не закрыто — ночь так же здесь, и говорит — слабым гулом заводов. Дверь не закрыта, я и коридор, только смотрим вовнутрь — как она мягко идёт, огибает предметы. Но загорелась настольная лампа, и её свет изменил весь объём — а он всё так же летящий с цветами на шторах. Ночь летит через окно, смотрит, висит по углам, и даже спит на подушках кроватей, только теперь она гость, а мы здесь дома.
— Закрывай и ставь рюкзак, проходи, я чай поставлю. — И я закрыл, я поставил рюкзак, и я прошёл, и стою у стола, но вот не чай, а она меня тянет. Я попытался обнять, и она смотрит в глаза, мягкость рук, неуклюжих толчков, и очень много случайных движений.
— Я тебя очень люблю. — В ответ она наклоняет лицо.
— Я тебя тоже. — И снова стол, нереальный полёт крупных синих цветов на занавесках от ночи.
— Чай закипит, посиди. Торт за три дня стал похуже. — Я сел — я тот во дворе, и я стою в коридоре.
— Сядь, я так долго не видел тебя, я же хочу быть с тобой, а не с тортом.
— Зря, я ведь его для тебя покупала. — Она собирает на стол — наконец дом — этот свет, и она здесь, мы живём этим объёмом. Он невелик, и я в деталях всё вижу — губы и гибкую шею, и цвет волос — в ярких бело-оранжевых вспышках. Верю всему здесь и становлюсь чем-то очень доверчивым, мягким. Но, засмеявшись, она разрушает молчанье.
