души расплескан бесполезно,
все — призрак, все — пустая суета.
Как больно непрерывное «почти»!
Мне счастье лишь на миг один сверкнуло,
и все утрачено: крыло взмахнуло,
но не сумело к небу вознести.
Я погубил все храмы, где когда-то
колени преклонял у алтаря…
Реке не суждено уйти в моря, —
о, как горька подобная расплата!
И мрачными и темными порой
мне кажутся сверкающие своды, —
решетку тяжкую взамен свободы
кует разочарованный герой.
Я созидать хотел, но вижу ныне,
что ни единой цели не достиг…
Все тягостно, во всем царит унынье,
всего коснулся я на миг.
Чуть больше солнца — стал бы жаркой пылью.
Чуть больше неба — я бы в нем исчез.
Не донесли надломленные крылья
всего на взмах до голубых небес.
Виденья гильотин и пыточных щипцов,
Снаряды, крепости ― печальной вереницей,
Истерзанный закат, болезненно пунцов,
Над головой кружит огромной хищной птицей.
И крылья света бьют, я глохну от ударов,
А запахи кричат, кричат во мне цвета:
То вихрь из лезвий, резь в глазах и краснота,
Кровавый морок чувств от режущих кошмаров.
Я ― часть сияния, я пойман белизной,
И светом я дышу, откуда он? Бог весть…
Хочу единства с ним, но исчезаю весь.
Похоже на свисток призывный в мир иной.
Колеблется вокруг, чтоб накипью осесть,
И поиски себя, я вижу, бесполезны.
Диск золотой в мозгу, он, в самом деле, есть?
Закрыв глаза, страшусь ― неведомого, бездны.
Какому колдовству себя отдал во власть?
Весь Ад в моей груди ― отравленная пика.
Но образы плывут в раскинутую снасть,
Но гениальна боль, разверзшаяся дико..
Не опиум, о нет, унёс меня в огне,
Мой алкоголь сильней, пронзительней и злее:
Он замещает кровь и к сердцу льнёт, алея,
Мощь утра так грозна, что сумерки во мне.
Куда идти в пустыне? Я устал.
Так безнадежно точно мир измерен,
что оказались ложными те двери,
которые я сущими считал.
Баркасы рьяные, где ваш порыв угас?
Какой водоворот вас успокоил?
Какие скалы, бедствие какое
разбили в щепки, обольщенных, вас?
А ты, корабль, багровый, как заря,—
рвались мы оба к солнечной Шампани,—
и ты погиб? Иль бросил якоря
в портах волшбы, в магическом тумане
Пришел с попутным ветром галион,
семь мертвых дев в семи каютах, стыли,
псалмы читали, флаги приспустили,
и был безлунным темный небосклон.
Я шел, касаясь поручней моста,
и мост исчез в тумане серебристом,
фата-морганой оказалась пристань:
за ней не океан, а пустота.
Тот, кто не Я, стремится к вышине,
к мостам фальшивым, расстояньям ложным,
к мирам миражным, зыбким, невозможным, ―
