А потом…
Мечты были совсем взрослые, с продолжением, и Лете это нравилось.
За спиной пробежал кто-то тяжелый, спотыкаясь и шумно валясь на рыхлый песок, а следом смеясь, кто-то легкий. И возня… Стихли, потом «пусти, дурак», потом шепотом «пойдем, а то сидит».
Когда юбка стала влажной от ночной росы, Лета поднялась и снова пошла к бледному свету, под которым маячил опустевший большой стол. Села на уголок лавки, придвинула к себе полупустую банку и печально доела рыбу, скребя чайной ложкой по жести. Напротив полузнакомая парочка замерла, сплетясь с закрытыми глазами, да сбоку кто-то спал, согнув ноги и по-детски положив кулак под щеку.
Лета нащупала в кармане ключ. Надо идти, утром все вместе на скалы, за мидиями, если проспит, то весь день одна. Там тоже одна, но хоть вокруг будут люди.
Из-за спины протянулась рука, подхватила стакан с черным вином на донышке. Длинная нога рядом, перешагнув лавку, перенесла мужское тело.
— Кажется, все упали и умерли, — Иван глотнул и поставил стакан, — а нам с Васькой спать негде.
Лета оглянулась. Васька, лет на вид пятнадцати, спал стоя, покачивался как водоросль, хлопал бессмысленными глазами. Короткая футболка наискось открывала блестящий впалый живот.
— Замучил парня, — упрекнула Лета мужчину. И добавила, — у меня в комнате три койки. Две с бельем. Ну, покрывало еще есть, можно на матрас постелить. Если хотите…
— Еще бы, да.
Он снова поднял длинную ногу, перенося ее через лавку. Подтолкнул мальчика в плечо, направляя, и оглянулся вопросительно. Лета показала, куда идти.
Шли под черными кружевами маслин, через равные промежутки смазанных светом фонарей. Догоняли медленно шагающие тени, наступали на них и смотрели, как те вырастают снова, черными живыми стволами на светлой плитке…
Васька шел обок, Иван время от времени придерживал его, чтоб не убредал в кусты.
— Спит, — шепотом удивилась Лета.
— Ага, — сказал Иван.
Профиль у него был такой, как ей виделось, там на песке. Хороший, с ровным носом и четким подбородком. Усы вот только. Зачем усы…
— Я ж казак, — вполголоса ответил Иван, она поняла, что вопрос задала вслух и покраснела.
— Он тебе кто? — спросила мысль уже вслух.
— … брат… — хотел, видимо, сказать дальше, но не стал. Лета поняла, что брат жены и уточнять не стала.
В дощатой комнате спала дневная жара, налитая под самую крышу. Лета не стала зажигать свет, отдернула на окошке реденькую занавеску и в свете фонаря, как-то мгновенно устав, медленно постелила на старый матрас пляжное покрывало, кинула сверху еще одно. Взяла зубную щетку и шепотом сказала:
