— Ну. Серые. Чтоб холодные такие. Или вот карие еще. Серо-зеленые хорошо. А то, как в кино, честное слово. И — кудри. Ужас.
Безымянный (составив вместе стройные ноги и положив руку на колено, между распахнутыми крахмальными полами халатика):
— У нас в том году курсы были, англичанка вела, такая роскошная дама. Оглядела наших мальчиков, по списку проверила и в шоке «такие все молоденькие и по двое детей, когда же успели». И Ван из угла «дык свет отключают, телевизор не смотрим»…
Сейчас Лета сидела на деревянной лавке, ерзала, морщась, ну вот же дурында, спалила даже задницу, и смотрела, как Иван во главе стола улыбается, принимая полный стакан, налитый черным, будто ночной кровью. А вокруг девы, дамы, пляжницы — тянут к нему свои посудинки, поют трелями, как стайка разноголосых птичек. Слева от Леты сидел маленький коренастый студент, пловец. Сопел, копаясь в открытой банке, тащил оттуда вилкой размятую рыбу и ронял на стол, чертыхаясь шепотом.
— Дайте, — сказала Лета, не выдержав, отняла у него краюху, нашлепала рыбы, придавила вилкой и подала аккуратный бутерброд. Пловец пихнул подношение в рот. Жуя, благодарно блестел маслеными черными глазами.
Лета допила вино из своего стакана. Выбралась из-за стола, хватаясь за чьи-то горячие плечи.
Уходила на песок, проминая босыми ногами поскрипывающую прохладу, шла от мертвенно-белых фонарей к черному невидному морю, на звук тихо плескающей воды. И дойдя до щекотных сухих водорослей, села, укрывая колени белым подолом юбки. Черное ничто перед глазами делила цепочка дальних огней, еле видных, будто просыпали тонкой полоской золотой песок, и его чуть размыло водой.
Ей было плохо. И казалось, было плохо всегда. И, наверное, будет.
Смотрела на огни, слушала дальний гомон и смех за спиной, откуда никто не пришел за ней, потому что никто не заметил, ну ушла и ушла. Но представила, вдруг из темноты покажется приземистый пловец. Стала прикидывать, куда убежит. И улыбнулась.
Закрыла глаза и взмолилась о чуде. Ну, разве это так сложно? Вот летняя горячая ночь, вот в ней Лета — с выгоревшими волосами до попы, с тонкой талией и коричневым лицом. Зеркало говорит — очень. И что, никому не надо? Такому, чтоб и ей хотелось, чтоб именно этот. Заскрипит песок за спиной, выйдет из темноты высокая фигура, сядет рядом и скажет. А Лета будет смотреть сбоку на еле видный профиль, и знать — пришел к ней. Увидел, что ушла, отправился искать. И нашел.
