Сам он любил сказануть этак пренебрежительно - "а вот сегодня запомни-ка парочку фокусов..." Только то, чему учил, вовсе не было "фокусами". Такую оценку собственному умению мог дать только сам старый циник, вечно ворчливый пессимист, которого в учебке даже коллеги за глаза называли не иначе как "вздорным старикашкой". Майору стоило бы взяться за перо - его книги по тактике и стратегии воздушных боев по праву заняли бы центральное место в библиотеке любого лётного училища. Но кое-что не уместилось бы и в книгах, потому что вряд ли можно описать словами множество неброских, хитрых тонкостей, незначительных с виду, но способных подчас спасти жизнь пилоту. Лишь прочувствованные "нервами" симбионта, они легли в копилку моего собственного, небольшого пока опыта; не знаю, как удавалось Никифорову настолько сливаться с машиной, не будучи нейродрайвером.
Пространных разговоров мы больше не вели. В воздухе не до того было, а на земле мы почти не общались: с тех пор, как на мою бедную голову рухнул новый график подготовки, у меня не выдавалось ни минутки свободного времени. Инструктора, вздрюченные Мосиным в хвост и в гриву, отрывались на мне вовсю, будто поголовно вдруг решили воспользоваться случаем и продемонстрировать эффективность своих программ. Кстати, Кирш, отрекомендованный Никифоровым как "главный нейродрайвер" и "нормальный мужик", мне совсем не понравился. Этакий самодовольный сноб с брезгливой гримаской на лице. Он даже ни разу не поднялся со мной в воздух, оттестировав все этапы слияния прямо на площадке. Нагрузил ещё какими-то добавочными тренингами, общаясь через губу. Контролировал периодически - и то, как мне показалось, спустя рукава.
Незадолго до даты отлёта мне устроили серию испытаний - разных, и на тренажёрах, и в воздухе. Мосина не было - полковник не задержался на Чайке - зато заглянул поприсутствовать его заместитель, подполковник Зелинский. Посидел минут пятнадцать в тренажёрном зале, перекинулся парой слов с Дибом и Киршем, подольше поговорил с Никифоровым; дал "добро" на мой выпуск, даже не дождавшись результата испытаний реальных - и с недовольным видом удалился. Вслед за ним заспешил куда-то и Диб - надо полагать, оформлять документы. Так что на площадку меня отправляли двое: Никифоров, да почему-то постеснявшийся уйти Кирш. И всё равно старик погонял меня от души - наверное, просто не умел иначе.
Перед офицерами я предстал мокрым, как мышь, но довольным. Летал на истребителе; задания Никифорова отнюдь не были простыми - каждое как вызов даже не моему умению, скорее самообладанию, точности, чёткости. Старик знал, как заставить меня выложиться на все сто - и заставил. Зато я не сомневался - и гордился своей уверенностью - что он не найдёт, к чему придраться. При всей его дотошности не найдёт.
