Все отделение помнило, как пять лет назад заскочил ночью на коммутатор молодой летчик. А дежурила в ту ночь Валя. И состоялся между этим летчиком и Валей их первый разговор. А была она одета в свое самое красивое голубое платье с кружевным воротничком. И летчик, в дальнейшем оказавшийся лейтенантом Костей Лузгиным, приехавшим к родным в отпуск, увез Валю к месту своего назначения. Письма от Вали приходили счастливые: стиральную машину купили, телевизор, холодильник.
С того года многие девушки на телеграфе и на коммутаторе ходили в голубых платьях и воротнички кроили кружевные, но ни у кого из них судьба так и не складывалась.
Когда появился в отделении Петр Васильевич, мужчина неженатый, кое-кто из свободных от семьи связисток, может, и примерил его к себе в мужья, но это оказалось пустое дело. Анна Максимовна с радиоузла первая сказала:
— Девочки, я вам точно говорю: если мужик проходил до сорока лет неокрученный, то он и на вас не ошибется.
Но Тася с телеграфа не послушалась. Она решила сама испытать. Терять ей особо ничего не приходилось, она была в разводе и жила как умела.
На Первое мая, погуляв в Доме культуры на танцах, она вернулась домой поздно. Увидев из окна, что Петр Васильевич вышел с ведром к колонке, Тася накинула на плечи жакет и появилась у калитки.
Петр Васильевич набрал ведро, поставил его на землю.
— С хорошей вас погодой, — сказал он.
— И вас также. С чего это вы, на ночь глядя, воду таскаете?
— Попить свеженькой.
— В праздник, Петр Васильевич, люди не воду пьют, а вино.
— От вина у меня нежелательный эффект, — сказал Петр Васильевич. — Голова от него болит.
— Пирамидоном надо закусывать, — посоветовала Тася. — Если желаете, у меня есть пирамидон.
Он засмеялся:
— Запасливая вы, товарищ Синицына.
— Тасей меня зовут, — сказала Тася. — А правда, Петр Васильевич, что вы замечательно играете на баяне?
Он ответил:
— Прошел курс обучения.
— Мечтаю послушать, — сказала Тася.
— А не поздний час? — засомневался Петр Васильевич.
— Детское время, — успокоила его Тася.
И он повел ее к себе на квартиру.
Она думала, что он вскипятит сейчас чаю, может, у него и вино припасено для праздника, но Петр Васильевич тотчас поставил на колени баян и стал играть.
Играл он опять печальное. И чем дольше он играл, тем грустнее становился сам. На Тасю он не обращал никакого внимания. От этой музыки ей захотелось спать. Она вздремнула минуты на две, а потом обиделась:
— Что ж это, Петр Васильевич, я ведь у вас в гостях.
