Земля за великим лимитрофом: от "России-Евразии" к "России в Евразии" | страница 15



— отказом России от самоутверждения через прямое присутствие в геополитике соседних цивилизаций;

— идеологическим обесцениванием иллюзорной принадлежности России к западному цивилизационному клубу — иллюзорной потому, что никак не подтверждаемой геополитически и миросистемно.

Если сжатие России связано с кризисом "идеологии большого стиля", подвергавшей обширные пространства нашему цивилизационному "поливу", то сам этот кризис был не в последнюю очередь порожден двойным напряжением, пережитым "Россией-Евразией" в годы холодной войны. Это было одновременно и напряжение бесперспективной и бесцельной осады романо-германской Европы, и, с другой стороны, напряжение демографической исламизации и тюркизации нашей империи, смещения ее популяционного центра тяжести на юг — из России в Евразию. В начале 80-х гг. А.Зиновьев в "Гомо советикусе" уже предрекал освободительное восстание русских против "своего" Юга, а скандал вокруг переброски воды сибирских рек — первый за советские годы успешный политический демарш русской общественности — хорошо продемонстрировал ее воззрения на евразийское братство.

Европеистская псевдоморфоза России порождала эффект, описанный еще Н.Данилевским: этносы "России-Евразии", претендовавшие на западничество, чувствовали моральное право требовать для себя "суверенной" возможности войти в Европу помимо "полуазиатской" России. В свою очередь, прочие "народы древних цивилизаций" могли прокламировать свою выделенность на фоне имперской "недо-Европы", "ни рыбы ни мяса", представлявшей собой как бы нулевой уровень цивилизационной отмеченности. На практике республики, дистанцировавшиеся от России-СССР под лозунгами включения в некие свои "человечества", оказываются в положении цивилизационно-гео-политических "амфибий", окраинных полукровок в тех сообществах, которым они напрашивались в родство. Так возникает возможность перемаркировки: в варианте "России-Евразии" именно Евразия выпирает из России, в варианте же "России в Евразии" есть предпосылки для того, чтобы, говоря языком психологов, Россия выступила фигурой, а Евразия — фоном.

По всем этим причинам в ближайшие годы переход российских политиков на "цивилизационную" фразеологию и демагогию неизбежен. Вопрос лишь в том, в какой версии будет воспринят цивилизационно-геополитический подход, — в наиболее ли брутальной, с подгребанием православных или евразийских "братьев" и "битвами по разломам", или же в варианте с различением для цивилизации ядра и периферии и преимущественным приравниванием цивилизации в целом к ее ядру. В статье "Сюжет для цивилизации-лидера…" я доказываю, что в той мере, в какой цивилизационный критерий находит воплощение в реальной евро-атлантической геополитике, его трактовка тяготеет ко второму, "страусиному" варианту, отражая намечающийся уход цивилизации-лидера в оборону перед "внешним пролетариатом". Похоже, что тот же вариант будет выбран и Россией.