— Глубже Мариинской впадины, что ли?
Максим поднял лицо. Денис вдруг подумал, что сейчас пойдёт дождь. Непременно должен пойти. Но небо оставалось сухим. Денис чувствовал, как стучит в грудине сердце брата, так стучит, будто оно находится в пустой бочке.
— Не знаю что такое Мариинская впадина, да и не хочу знать. То место, куда я падал, очень глубокое. Если планета круглая, как ты говорил, я, должно быть, вылетел с другой её стороны… и упал снова. И так тысячу раз. Но сейчас всё уже в порядке. Я снова здесь.
Денис ничего не говорил. Он был захвачен этим видением, видением исполинских качелей, которые со скоростью свихнувшегося вагончика на американских горках проносят тебя через подземные казематы, меж рядов острых, как зубы, сталактитов, и подземные обитатели, что непременно живут в закоулках сознания любого ребёнка, показывают пальцами и тянут лапы, чтобы схватить за волосы… И вот, когда громадная центрифуга (Денис не помнил, что такое центрифуга, но приберегал это слово для таких вот случаев — когда требовалось описать что-то большое и уродливое) замедляет ход, у тебя есть всего миг, чтобы проглотить как можно больше свежего воздуха, впитать, как чахлый цветок, как можно больше света, перед тем, как снова окунуться во тьму…
— Прости, — наконец выдавил он. — Я не хотел.
Но Макс как будто не слышал. Он был сейчас отнюдь не старшим братом. Он был дрожащим зверьком, спасённой из огня карликовой игрункой, которая обвилась вокруг руки своего спасителя, был мальчишкой, по незнанию устроившим в лесу пожар.
Прошло немало времени, прежде чем Максим пришёл в себя. Денис стоял среди высоких сиу. Индейцы посадили птиц, что живут у них в лёгких, в тёмные клетки. Взгляды были непроницаемы, и, чтобы хоть немного внести в них ясность, нужно было встать на голову: на это сейчас просто не было сил. Прилетели вороны, они расселись на ветках окрестных деревьев, а некоторые прямо на земле, и глядели на другого Максима, того, из носа которого всё ещё по капле вытекала кровь.
Когда на опушке, под сухими листьями, начал бестактно и громко возиться какой-то зверёк, Денис почувствовал, что снова стал младшим братом. Старший счёл за нужное вернуться и навести порядок.
Максим отстранился, приподняв очки, вытер рукавом слёзы. Заложил руки за спину — любимый жест, при виде которого в сердце Дениса застучало чуть-чуть сильнее. Какие-то цепи замкнулись вместе с переплетёнными пальцами, и в глазах малыша тучи начали медленно расползаться. «Хорошо бы не дёрнуло током», — подумал Денис, поёжившись.
