Но возле обещанных кустов крыжовника что-то заставило его остановиться. Денис даже сорвал и сунул в рот кислую неспелую ягоду, и это каким-то образом повернуло его решимость в строго противоположную сторону. Он просто не может сбежать, не увидев в последний раз брата, не убедившись, что маленькие дети (даже такие большие, как Макс) тоже умирают. Где-то потрескивал костёр, и Денис со всех ног ринулся туда.
И увидел.
Максимку.
Вернее, двух Максимов разом. А ещё вождя и с добрый десяток рослых краснокожих воинов.
Одного Максима никто не охранял, на него просто не обращали внимания. Подходи и смотри сколько хочешь. Убеждайся. Тыкай пальцем и щекочи (как хотел сделать Денис; он был уверен, что ни один ребёнок не сможет долго выдерживать щекотки). Он был примотан крепкими верёвками к сосновому стволу кверху ногами, так, что в прямом смысле стоял на голове, и больше напоминал деревянного идола краснокожих, такого же жутковатого, как и всё остальное. Это тот Максим, которому Денис попал по голове камнем, и Денис сразу это понял. Лицо его было испачкано в крови, под носом запеклась красная корка. Глаза закрыты, а рот, напротив, приоткрыт, обнажая желтоватые зубы.
Денис перешёл на шаг, потом побежал. Другой — живой — братик в окружении этих существ выглядел как кусочек пищи, застрявший между акульими челюстями. Он что-то рассказывал им, а они слушали, склонив головы, по голым плечам его стекал вечер напополам с туманом, который, почуяв в размякшей, разморенной солнцем земле лёгкую добычу, ринулся вниз.
— Макс… — сказал Денис, остановившись и не смея ступить в круг.
Воины повернулись как по команде. На лице вождя отразилось удивление.
— Ох, и намою я шеи этим горе-стражам, — пробормотал он.
Денис не успел опомниться, как уже прижимал к груди голову брата. Показалось, будто он сжимает в объятьях влажную губку. Он стиснул объятья и почувствовал, как рубаха на груди пропитывается тёплой солёной влагой.
Как кровь, только иначе. Это живительная влага.
— Ну-ну, — сказал Денис, чувствуя, как к горлу подступает комок, и, чтобы не разрыдаться самому, встряхнул Макса за плечи. — Закрути-ка краны. Объясни, как так получилось.
Не в силах понять, Денис переводил взгляд с привязанного к стволу тела, на живого мальчика, и обратно.
Голос братика стал глухим.
— Мне очень не хотелось исчезать. Это было так, будто ты куда-то падаешь. Как с дерева, только с дерева, которое растёт выше любых зданий. А под ним пропасть, самая глубокая в мире.
