Почти у всех зданий в Новом Потсдаме, зависевших от сети Великой Германии, имелся запасной генератор, но генераторы стоили денег и требовали рабочих рук для их установки, так что кое-где оставались слепые пятна. Вольф вызвал подменю и запланировал на этой станции мониторинга Нового Потсдама пятнадцатиминутное частичное отключение.
Ему казалось, что это довольно элегантно. Полный блэкаут запрограммировать не менее легко, но уменьшение энергии на восемьдесят процентов точно так же вызовет отключение системы наблюдения, и он мог представить, как это рассердит новопотсдамцев.
Дедушка Вольфа рассказывал о жизни в Восточной Германии такое, что кровь в жилах стыла, несмотря на то что с каждым пересказом он приукрашивал все больше и больше, так что, хотя Вольф не считал себя особенно увлеченным политикой, он унаследовал от старика недоверие к границам. Траудль, его подруга последних двух месяцев, оказалась родственной душой – более того, сегодняшнее безобидное хулиганство было ее затеей.
Услышав эту идею, Вольф впал в мегаломанию. Его привлекала мысль о полном блэкауте Нового Потсдама, но Траудль убедила его, что более тонкий подход всегда лучше.
– Тогда это можно будет повторять снова и снова, – говорила она ему однажды ночью в постели. – Никто не поймет, что это делаем мы, и полиция новопотсдамцев сойдет с ума.
– Что значит мы? – спросил Вольф.
Траудль захихикала и прижалась к нему.
– Конечно, я имела в виду ты, – сказала она.
Выбранная станция мониторинга получала картинку с шестидесяти камер, размещенных тут и там по Бранденбергер-Тор и на некоторых перекрестках южнее. Именно такая цель тоже была идеей Траудль.
Вольф закрыл одно за другим все подменю, затем вызвал берлинскую секцию сети, откинулся в кресле и фальшиво насвистывал, пока мимо проходил его начальник.
– Есть проблемы? – спросил начальник.
– На Западном фронте без перемен, – ответил Вольф с самодовольной ухмылочкой.
* * *
Погода играла им на руку.
О такой ночи Курьеры молят. Пятнадцать сантиметров снега и семь градусов мороза, ледяной ветер, которому ничто не преграждало путь на маршруте Северная – Центральная Европа и не мешало снизить температуру примерно до минус тридцати градусов, – завывающий вихрь, несущий снежные хлопья, словно пульки воздушного ружья. В такие ночи люди совершают ошибки, халтурят, больше думают о собственном комфорте, а не о работе.
Руди ненастья не ощущал, хоть и стоял на окраине Старого Потсдама, на ветру и холоде. Его стелс-костюм был так здорово утеплен, что в нем можно было свариться, если долго не снимать, настолько повышалась температура тела. Но снаружи он всегда оставался на уровне окружающей среды, чтобы не выделяться в инфракрасном спектре. Костюм также искусно рассеивал радарные волны до миллиметровых частот, из-за чего его сигнатура на радаре оказывалась крохотной, а миметическая система сливалась с любым фоном, рядом с которым оказывался костюм. Человек в нем походил на плохо одетого хамелеона.
