Слова, упавшие в воду. Современная поэзия Гуанси | страница 21



но не утверждаю наверняка, ибо весна умеет его укрощать.
Быть может, неприметное стихотворение
просуществует чуть дольше.
Быть может, поруганная любовь, переменившись,
всё же останется жива.
Быть может, всепобеждающая серая пыль
проживёт дольше всех прочих вещей?

Теория преходящего

Апрель на исходе, близится май.
Июнь, июль, август-сентябрь, ноябрь-декабрь.
Один голос говорит: это так, всем бескрайним
золотым равнинам предстоит
быть развеянными.
Другой голос отвечает: нет, из этого золота
следует извлечь непреходящие вещи.

Чжоу Тункуань

周统宽

(род. 1966)

Пер. М. Я. Пономаревой, А. О. Филимонова

Чёрная кошка и белая кошка

Белая кошка помечает пойманных мышей
белым цветом.
Чёрная кошка, поймав мышь,
маркирует её чёрным цветом.
Прежде я полагал,
что белая кошка ловит только белых мышей,
а чёрная — только чёрных.

Предсмертное слово

Эта тюремная роба —
лучшая одежда
из ношеных мною
за всю мою жизнь.

Да До

大朵

(род. 1965)

Пер. М. Я. Пономаревой, А. О. Филимонова

Хвосты

Закрывая глаза,
я вижу колышущиеся в темноте хвосты:
рыбьи, кошачьи,
лошадиные, коровьи,
львиные и тигриные,
вижу неизвестных мне зверей,
иногда я различаю только знамёна,
как вдруг выскакивает реплика пекинской оперы:
«Прекратить!» —
И все хвосты в мгновение ока замирают,
покорно прижимаясь
к своим задницам.

Обмывание

Тело отца нужно облачить в древние холщовые одежды,
распорядитель похорон[24] велел нам обмыть его тело.
Меня окружили братья,
среди них я старший,
по обычаю я должен обмыть тело.
Полотенце мягко коснулось отцовского лба,
его лицо мне знакомо во всех подробностях,
ведь когда у него болела голова, я растирал ему
точку тайян-сюэ, лоб, шейные позвонки,
сейчас он ничего не чувствует
и не в состоянии, как тогда, попросить меня растереть там или тут.
Обмываю его сомкнутые веки, нос,
губы и скулы,
несколько часов назад они были тёплые,
сейчас они ледяные.
Распорядитель сказал, что мои слёзы не должны упасть на отцовское лицо,
иначе он не сможет воссоединиться со своей матерью,
и я заморозил слёзы в своём сердце.
Когда я обмывал руки отца,
этот кусок льда раскололся в моём сердце.
Сейчас его руки неловко растопырены.
Это пара рук, дрожавших от счастья, когда они впервые приняли меня,
тысячу раз купавшие меня в детстве руки,
которые так хотелось отрубить, когда он нас избивал,
руки, которые хлопотали по хозяйству,
как руки прислужницы,
все в мозолях, затвердевшие, как железные прутья.
я по одному отделяю пальцы,
и обмывание продвигается медленнее.
Когда я дошёл до его груди,