Кузьма писал, что хотел бы побыстрее поправиться и добить германца, чтобы не отрываться от земли и довоевать. Письмо ходило из края в край по всей деревне. И затерли его так, что не стало букв. Но это не мешало читать письмо, все, от малого до деда Селиверстова, знали его наизусть.
Была в письме фотография. На фотографии Кузьма выглядел бравым солдатом. Ульяна разрешала посмотреть на изображение Кузьмы только из своих рук. Карточку она спрятала за икону. Дважды заезжал в Кузьминки Золомов и оба раза не заставал Ульяну. Ждать долго он не мог, но гостинец оставлял. Ульяна слышала из лесу сипение парохода, без души прибегала на берег, но пароход уже шлепал по дальнему плесу и тонул за горизонтом. И каждый раз Ульяне казалось, что увозит он весточку от Кузьмы, и она шла и шла от волны мокрым берегом, пока последняя струна света не обрывалась под крутым яром.
Что-то больно саднило в груди, тревога сжимала сердце. Всяко ведь было в жизни. Перевитая невзгодами жизнь выделывала свое колено, скручивала, да так, что и дышать впору нечем. «А тут еще откуда-то взялся Золомов?» — вздохнула Ульяна и испугалась своего голоса. Как наваждение этот Золомов. Вывернется из кромешной тьмы, как луч света полоснет и погаснет тут же.
Ульяна поднялась с реки и поглядела на свой дом. От сердца отлегло. Вспомнилось, как поднимали на дом стропила. И вот уже время крутануло вспять… Вот так же она пришла тогда на берег с реки, мужики стучали топорами, буйно цвела у ручья верба.
— Уля! — крикнул Кузьма. — На одно звено выше поднял сруб, чтобы виднее было, когда из-за острова покажется твой купец!
— Язык без костей, — отозвалась Ульяна.
— Иди погляди, Уля, как будем стропила поднимать.
Выдумщик же этот Кузьма. Приспособил подъемник — такой рычаг, вроде колодезного журавля. Уцепил прожилину на один конец, как ведро с водой, а на другой конец сами наваливаются, и поехали стропила на дом. Ульяна поглядела — славно получается, похвалила и пошла к бане. На полдороге обернулась, и ноги приварились к земле. Подвешенный за опояску, лягушонком болтался в воздухе Афоня. Ульяна не помнит, как прибежала к срубу.
Подняли стропила, Афоня к Кузьме:
— Братка, а меня поднимете?
— Каши много ел? А не забоишься?
— Он же не девчонка, — подсказывает Аверьян, — проверить надо…
— Давай, гожусь — нет на медведя, если не забоюсь, возьмешь на берлогу?..
— Испытаем?
— Да ты что, Кузя, есть ум? Решите ребенка!..
Не услышала она, как за спиной появился Афоня.
