Аверьян переступил порог, снял шапку, перекрестился и тогда уж стянул с плеч полушубок, повесил на гвоздь. Вроде он и не смотрел по сторонам, а Варвару сразу приметил. Не только приметил, но и ненароком коснулся косы, когда она несла воду к рукомойнику, и сразу стало сладко и тревожно.
— Проходи, Аверьян, так, кажется, зовут. Вот сюда, поближе к печке, грейся, — пригласила хозяйка, а сама споро хлопотала у стола.
— Такой парень да замерз. Ты, Аверьян, не к печке жмись, а вот сюда, к молодежи, — подталкивал Верхотуров к кровати Аверьяна. — Варя, Тома! Да не упадет Александр. Вот, господи, живая кукла… Оставьте его на кровати и матери помогите.
— Давайте я помогу, — напрашивалась Ульяна.
— Да что ты, милая. Отдыхай, обогревайся с дороги. Крестить, значит? Это очень даже правильно, нехристем-то как жить? Александр, значит. А чо, хорошее имя, — приостановилась Пелагея с груздями. — И выговаривать несложно. Первенец, дай-то бог… Отгуляем, поедем и мы с вами к батюшке, окрестим. Нас возьмешь в восприемники от купели.
— А вот и крестная, — показала Ульяна на Тамару глазами.
— И правильно, ребятишек любит…
Пелагея поставила тарелку с груздями на стол.
— Мойте руки. На скорую руку перекусим чем бог послал, а к ужину пельменей нагнем.
Пелагея говорит, носит еду, а нет-нет да и бросит взгляд на Аверьяна. А Ульяна дочек ее без внимания не оставляет. Кузьма ни малейшей капельки не прибавил, наоборот, чего-то недосказал. Не только коса — редко такую встретишь, но и губы красивые, и зубы, а улыбка… И скромна. Одним словом, невеста под стать Аверьяну. Хорошая пара будет. И ворохнулась в душе Ульяны грусть. Свое-то не так зачиналось. Уходом.
В чулане Пелагея не утерпела и, пока держала крышку от погреба, а Верхотуров доставал сало, поделилась с мужем впечатлением:
— Вань, парень-то видный у Кузьмы Федоровича, рослый, чернобровый. И видать, неизбалованный.
— Еще чо? — опешил Верхотуров. — Кому баловать? Балованные-то знаешь где?..
Верхотуров подал жене шмат посоленного с чесноком сала, вылез из погреба, охлопал штаны. Пелагея все еще стояла, ожидая, что еще скажет Иван.
— Поглядим, увидим. Варвару тоже из десятка не выбросишь.
Пелагея как будто ждала этих слов и потянула передник к глазам.
— Жалко все одно, дочь ведь…
— Ну, а чо реветь, никто ее еще не берет… Что прежде времени-то.
— Да я так…
— Промокни глаз да иди…
Стол все полнился, хозяева все носили и носили.
— Ну вот и собрала маленько, — подгорячая в рукомойнике из чугуна, Пелагея по-хозяйски взглядывала на стол. — Ой, — спохватилась она. — У меня где-то был фамильный на заварку чай. — Пелагея загремела сундуком.
