Аверьян подтянул подпруги, и кобыла приободрилась, запросила повод.
— Ну, с богом. — Ульяна притянула к себе Афоню и поцеловала.
Арина стронула кошеву и пошла легко, играючи, словно пену, сбивая неглубокий снег. Аверьян ее придерживал, чтобы попривык жеребчик Игренька. Игренька поставил кудрявый хвост веником, тонкими, длинными, как спицы, ногами тыкался на обочину, забегал вперед матери и останавливался, всхрапывая, не зная, куда лететь дальше.
— Ах ты, — восхищался Аверьян и объезжал стороной жеребчика.
Арина вытянула кошеву на зимник и добавила ходу. Дорога шла узкой прорезью в лесу. Навстречу выбегали искрящиеся снегом деревья. В лесу было тихо, и, если бы не путаные цепочки звериных следов, можно было бы подумать, что все здесь вымерло много лет назад.
Жеребенок попривык, взял за кошевой ход, да так пробежкой за ней и шел. Закуржавленный до самых ресниц, он из чалого стал сивым, как одуванчик.
В затяжных подъемах Кузьма с Аверьяном тоже грели ноги пробежкой, Кузьма все беспокоился, не замерзла ли Уля, не зашлись ли у нее ноги, и все подтыкал и подправлял тулуп. Перевалили второй хребет, и сразу за лесом показались прямые веревки дыма. Аверьян отдал кобыле вожжи.
Первыми встречать на подворье выбежали лайки, а за ними вся семья Верхотуровых.
— Ах ты, ешкина мать, гость-то какой, — суетился Верхотуров. — Не заморозил?..
Пока Ульяна выпрастывалась из кошевы, девчонки утащили малыша в избу, за ними прошли и Ульяна с Кузьмой. Аверьян все оглаживал кобыле морду, размораживал рукой на норке сосули. Жеребенок, поставив циркуль ног, долбил мать. Слышались из избы радостные возгласы, смех. Слов было не разобрать. Но ясно, что в доме праздник. Аверьян удивлялся: как родных встретили, целуются, радуются.
— Да ты не дрейфь, — подтолкнул Аверьяна Верхотуров. — Ступай в дом. Если хочешь в сортир, вон за сенки…
Верхотуров был без шапки, в одной накидке. «И как дюжит», — поежился Аверьян. Пока он бегал за сарай, Верхотуров затворил ворота и только взялся за супонь распрягать Арину, та клацнула зубами.
— Да ты что, сдурела… по зубам хошь?
— Дядя Иван, она такая, передней тесанет…
— Ах ты молодец, — засмеялся Верхотуров.
Аверьян снял с Арины хомут, обмел ее голичком, набросил тулуп.
«Любит парень животину — значит, хороший человек», — определил хозяин. Жеребчик, насосавшись, носился по ограде, взбрыкивая, поставив морковкой хвост.
— Да веди ее в стойло от ветру, — едва оторвав взгляд от жеребчика, крикнул Верхотуров. Он подождал, пока Аверьян отведет кобылу (жеребчик пошел за нею), открыл дверь и пропустил парня вперед.
