Обжалованию не подлежит | страница 49
Климов талантлив. Способнее многих. Если хотите, он мой ученик. Не в прямом, переносном смысле. Случилась беда. Возможно ли было уступить? — Фролов повысил голос. — Возможно. — Он сделал паузу и растерянно посмотрел на судью. — Какая нелепость, я даже не знаю вашего имени.
— Надежда Ивановна…
— Простите.
— Ничего, я привыкла…
— Так вот, Надежда Ивановна, я не уступил. Я проявил принцип. Я остался верен тому высшему критерию морали, который выработал сам. А теперь, когда хода назад нет, я вдруг усомнился. А если испытание, на которое ты его обрек, сломает человека? Тогда это не твой ученик. Ну и что? — подумал я. — Неужели живем только ради того, чтобы в ком-то признать самого себя. Пусть они остаются нормальными людьми — это не так мало. Может быть, я проповедую устаревшую философию? Я бесчеловечен? Нелепо звучит, но я люблю этого мальчишку. Он мне годится в сыновья.
Надежда Ивановна посмотрела на часы.
— Не знаю, что вам сказать. Состоится суд. Он все решит. Могу вас заверить: это будет честный и объективный суд.
Фролов смотрел прямо перед собой и, казалось, не слышал слов судьи.
— Всю жизнь проповедуешь честность, и понять трудно, отчего сомневаешься, будто услышал где: «Милый мой, все течет, и все изменяется. Нельзя жить старыми догмами». У вас никогда не возникало сомнения в своей правоте, после того как вы вынесли приговор?
Судья подобрала свои пухлые губы, отчего ее лицо стало обиженным.
— Любое решение суда подсудимый может обжаловать, иначе — апеллировать в высшей инстанции.
— Я не о том, голубушка. Не о том. И инстанция утвердит. А вот сомнение останется. Неужто не было?
— Нет. И потом, у нас есть закон.
Фролов утвердительно качнул головой.
— Ах да, я и забыл… Наш суд самый демократический суд в мире. Вы это хотели сказать?
— Не понимаю вашей иронии.
— А ее и нет, Надежда Ивановна. Какая уж тут ирония.
Фролов встал. В кабинете сразу стало тесно.
— Н-да, — рассеянно пробормотал Фролов. — Вам, как уходят, видимо, правосудия желают. Ну что ж. Будьте здоровы.
Было слышно, как скрипит пол под его тяжелыми, уверенными шагами.
Она посмотрела на часы, торопливо сняла трубку: — Коммутатор, приемную генерального прокурора.
Ах, если бы обо всем знать заранее.
10 августа
Будем считать — завтра наше первое посещение. Завтра. А сегодня должна забежать Лена. Надо договориться, как поедем. Это недалеко. Минут пятьдесят на электричке, но все равно договориться надо.
Настроение скверное. Я уже говорил, едем к нему четвертый раз. Так получилось. Лена об этом не знает. Для нее завтра первое посещение. Отсюда и беспокойство.