За день он успел уже привыкнуть к мечте о поездке на пароходе и теперь боялся напомнить матери об этом, боялся услышать отказ и расплакаться.
Удивительно долго тянулся этот день!
А когда стало вечереть, мама спросила?
— Ну что, сынок, будем делать? Что-то у меня голова болит…
— Как что? — сказал Саша. — Надо идти на пристань.
Она улыбнулась и сказала:
— Я уж забыла совсем про пароход.
— Ну, вот и хорошо, — сказал Саша. — Теперь вот вспомнила и давай быстренько соберемся и пойдем на пристань. А то ведь можно опоздать! Это тебе не метро! Опоздаем, а потом жди его целые сутки — не дождешься! Генк, — спросил он ликующим голоском у брата, который бездумно смотрел на него, — а сколько в метре килограммов?
Генка грустно улыбнулся и неожиданно тихо ответил:
— Тыща…
И Саше вдруг стало жалко Генку, который, наверно, тоже все, как и он, понимал и теперь вот тоже понял, что гости уезжают на пароходе, а он останется и никуда еще очень долго не поедет.
— Ты, Генка, все это нарочно путаешь? — спросил Саша по-дружески. — Ты ведь это для того, чтобы всем смешно было, да?
Генка кивнул головой и стал задумчив, словно к чему-то прислушивался. А потом сказал:
— Не знаю…
Глаза его стали темные, как дождевые тучки. Белесые, прозрачные брови супились над его глазами, в которых не отражалось больше небо, и губы были плотно сжаты.
Он увидел бабушку и плаксиво сказал:
— Ба, за ушки…
А бабушка ответила ему нараспев:
— И как же это не стыдно тебе такому большому на ручки проситься! Ай-яй-яй! Ишь, чего захотел! За ушки! А братана-то кто пойдет провожать? Братан-то уезжает.
— За ушки, — просился Генка, не отвыкнув от давней своей привычки забираться к отцу ли, к матери ли на руки и ухватиться за ухо. Те его и научили проситься на руки таким странным образом.
— Ну, ба! — уже вопил Генка. — За ушки!
— Вот озорник какой! До каких же это пор ты к бабушке на ручки проситься будешь?.. Отстань!
— За ушки!..
А Саша смеялся над Генкиной этой просьбой, и было ему хорошо. Хотелось наброситься коршуном на пестрых кур, прыгать хотелось, как прыгал утром Генка, с терраски, кинуть хотелось камушком в белое облачко, которое освободило опять скрывшееся за ним солнце. После тени опять все засветилось ярко на земле, как на мокрой сводной картинке. Саша в радости своей представил пароход, который огромным и неуклюжим домом прижмется скоро к пристани, и себя, входящего на дрожащий его борт.
— Эх, ты! — крикнул он Генке со смехом. — А я думал, ты уже взрослый!
