Через несколько пустых страниц бледнела совсем короткая запись:
«Теперь, лежа на холодной кровати в штате Нью-Джерси, я думаю только об одном… Пусть наш малыш выживет и вырастет в этом неуютном мире. Где все против меня, все… Я не желаю зла Мине и помолюсь за нее и Эла. Пусть они будут счастливы… Лишь бы мой Коленька выжил и окреп… Mon Thomas… mon Pierre…»
Павел перевернул страницу.
— А тут еще что-то вроде стихов.
— Да ну? Читай скорее.
— Погоди. Дай вникнуть. Сейчас попробую перевести. Получится, конечно, неказисто, но… Кажется, так:
К тебе летит горячий судорожный
всхлип,
Он не тому, кто с губ его срывает,
Но стон идет на спад и затихает,
И поднимается горячею волной,
Когда ты грудь другой — единственной — ласкаешь
И крик любви на волю отпускаешь,
Его ловлю из губ твоей любимой,
И эта ночь любви — моя…
— Странные стихи, не сразу и поймешь, про что…
— Кажется, я понял. Ведь если взять физические понятия, то между слившимися в поцелуе губами тоже есть пространство, и километры расстояния — частный случай поцелуя… вот она и пишет про это. В теоретическом смысле.
— Да, но вот в практическом — можно ли зачать дитя на расстоянии?
— А творческий выхлоп? Тоже почти дитя…
— Но есть не просит.
— Как же не просит? Только пища другая, а так все сходится…
— Пожалуй, ты прав…
Павел закрыл тетрадь и посмотрел на жену. Машины глаза влажно поблескивали. Она пошевелила плечами, встала, взялась за чайник. Это вернуло ее к реальности. Голубое пламя конфорки весело запрыгало под донышком чайника.
— Знаешь, Павлик, я поняла, почему мы с тобой не любим этих электрических, с кнопкой… — Маша теребила обгоревшую спичку в руках. — В них нет уюта. Вот пока он на огне — в нем как будто согревается душа дома, правда?.. И свистит он тоже как живой… Почти домовенок. Ведь правда? Правда?
— Правда, — приобняв ее, Павел потерся лбом о ее лоб и чмокнул в нос. — Не реви, дуреха.
— А я не реву. Я вот чайник поставила. — Маша улыбнулась и пригладила Павлу взлохмаченные волосы.
— Ну, это ты… известная умница. — Павел поймал ее руку и поцеловал в ладошку. — Тыл — он всегда твой фронт. А какая семья без крепкого тыла?
— В семье много разного, — задумчиво ответила Маша.
— Так, значит, моя прапрабабушка была женой самого Эдисона, хотя бы перед Богом, и корни мои здесь, в Санкт-Петербурге?! А? Маш? — вернулся Павел к мыслям о своих предках.
