Мерцание экрана отражается в стеклах его очков. Я сажусь на стул напротив.
— Это меня тоже раздражает, — произносит папа, не поднимая взгляда.
— То, что я здесь сижу?
— Нет.
— То, что я барабаню по столу?
— Послушай, — перебивает меня отец, — я тут нашел врача, который разработал метод костного дыхания. Слышала о таком?
— Нет.
— Нужно представить, будто воздух, который ты вдыхаешь, окрашен в теплый цвет, вдохнуть его левой ногой, направить вверх по ноге до бедра и так же выдохнуть. И так семь раз, а потом повторить с правой ноги. Попробуешь?
— Нет.
Папа снимает очки и смотрит на меня.
— Дождь кончился. Может, возьмешь плед и посидишь в саду? Когда придет медсестра, я тебя позову.
— Неохота.
Он вздыхает, надевает очки и снова утыкается в экран. Ненавижу его. Выходя из комнаты, я спиной чувствую папин взгляд и слышу тихий вздох облегчения.
Двери всех комнат закрыты, и в коридоре темно. Я на четвереньках поднимаюсь по лестнице, сажусь на верхнюю ступеньку и гляжу вниз. Темнота движется. Может быть, теперь я вижу то, чего другим не видно. Например, атомы. Я прыгаю на попе вниз по лестнице и снова вползаю наверх; ковер приятно трет колени. В лестнице тринадцать ступенек. Сколько бы я их ни пересчитывала, количество не меняется.
Я сворачиваюсь калачиком у подножия лестницы. Обычно тут садится кошка, чтобы об нее все спотыкались. Я всегда мечтала быть кошкой. Когда хочу, ласковой и домашней, а когда и дикой.
В дверь звонят. Я крепче прижимаю колени к груди.
Из коридора выходит папа.
— Тесса! — ахает он. — Ради бога!
Сегодня новая медсестра — широкая, как дирижабль. На ней клетчатая юбка из шотландки. Папа сконфужен.
— Это Тесса, — поясняет он, указывая туда, где на ковре лежу я.
— Она упала? — пораженно спрашивает медсестра.
— Нет, она почти две недели не выходит из дома и от этого бесится.
Медсестра подходит взглянуть на меня. Когда она протягивает руку, чтобы поднять меня с пола, ее пышная грудь трясется. Руки у нее огромные, как теннисные ракетки.
— Меня зовут Филиппа, — произносит медсестра, как будто это все объясняет.
Она ведет меня в гостиную, усаживает на диван и опускается напротив.
— Значит, — говорит она, — сегодня ты себя чувствуешь не очень хорошо?
— А как вы бы себя чувствовали на моем месте?
Папа бросает на меня предостерегающий взгляд. Я не обращаю на него внимания.
— Одышка, тошнота?
— Я принимаю противорвотное. Вы вообще читали историю болезни?
— Извините ее, — просит папа. — У нее недавно побаливали ноги, а больше ничего не было. Сестра, которая приходила на прошлой неделе, сказала, что все хорошо. Кажется, ее звали Шан. Она знает наш курс лечения.
