Тут я замечаю Адама. Сверху он кажется маленьким.
— Я кое-что поняла! — кричу я.
— Что ты там делаешь?
Его голос тих и приятен.
Я не отвечаю — ведь и так все ясно, а мне не хочется выставлять его тупицей. Зачем бы я еще сюда залезла и стала рвать листья, ломать ветки и так далее?
— Слезай! — вопит Адам.
Но дерево обвивает меня руками-ветвями и умоляет остаться. Я пытаюсь объяснить это Адаму, но, кажется, он меня не слышит. Адам снимает куртку и лезет за мной.
— Слезай! — кричит он. Я наблюдаю, как он благоговейно карабкается вверх по веткам, точно добрый монах, который хочет меня спасти. — Если ты упадешь и покалечишься, твой папа меня убьет. Пожалуйста, Тесса, слезай.
Он уже близко, и я не вижу его лица — только блеск глаз. Я тянусь к Адаму, чтобы, лизнув, растопить его лед. Кожа у него соленая на вкус.
— Пожалуйста, — просит он.
Мне совсем не больно. Мы плавно скользим вниз, хватая охапками воздух. Мы сидим в листве у подножия дерева, и Адам обнимает меня, точно ребенка.
— Что ты там делала? — спрашивает он. — Какого черта ты туда залезла?
— Собирала ветки для шалаша.
— Пожалуй, твоя подруга была права. Я уже жалею, что дал вам так много.
Но он ничего мне не давал. Я почти ничего о нем не знаю, кроме того что его зовут Адам и у него под ногтями грязь. Я задумываюсь, стоит ли раскрывать ему мой секрет.
— Я тебе кое-что скажу, — говорю я. — Обещай, что никому не расскажешь. Договорились?
Он кивает, но во взгляде его читается сомнение. Я подсаживаюсь поближе к Адаму и говорю ему, чтобы он посмотрел на меня. Он сияет разноцветными огнями. Адам светится так ярко, что мне видны его кости, а сквозь мерцающие глазницы — мир.
— Я выздоровела! — Я так взволнована, что говорю с трудом. — Мне нужно остаться здесь, в лесу.
Нужно бежать из современного общества со всеми его изобретениями: тогда я перестану болеть. Если хочешь, живи здесь, со мной. Мы выстроим шалаш, расставим капканы. Будем выращивать овощи.
В глазах Адама стоят слезы. Я вижу, как он плачет, и чувствую себя так, будто упала с неба на землю.
— Тесса, — произносит Адам.
За его плечом в небе виднеется просвет; сквозь него доносится гулкое дребезжанье спутника, от которого у меня зуб на зуб не попадает. Потом спутник исчезает, и остается только зияющая пустота.
Я прижимаю палец к губам Адама.
— Не надо, — прошу я. — Ничего не говори.
