Тайрэ только усмехнулся.
— А кто из наших лбов обучаем? Ты, что ли? — И, прежде чем Ино бы насупился, объяснил уже серьезно: — Мой принц, когда-то мир был таким тихим и ясным, что молчать друг для друга умели все. Теперь не умеет почти никто. Молчание больше не язык, оно — лишь дань осторожности или трусости. Представляешь, спустился я с гор — и забыл все, чему научился. Только и болтаю, и Тери тоже скоро начнет болтать.
— Правда?..
Тайрэ тяжело уставился на него исподлобья.
— Что?..
Наставник продолжал смотреть.
— Что? — Ино осторожно оглядел себя. — Ты злишься? Или я облился вином?
Тайрэ выдохнул и встряхнул лохматой головой.
— Вот именно, ничего. Ты не понял, что я только что… ммм… говорил тебе.
— Зато, — Ино все же решился и улыбнулся, — я понял, о чем ты молчишь.
— И о чем же?
— О нас. О корабле. О возвращении.
«О том, что шершавая древесина штурвала — снова продолжение твоих рук.
О холодном стекле бутылки с мутновато-жемчужной, крепкой висхой.
О капризных волнах, переливающихся через борт во время шторма.
И о пряном табаке, рассыпающемся в пальцах и зажигающем в горле огонь.
Я бы тоже молчал. Я не отдам это никому, никогда».
Всего этого — слишком слезливого, высокопарного, наивного — он не прибавил, но хватило и начала. Тайрэ улыбнулся и ответил с долей задумчивости:
— Хм… а может, у тебя в роду затерялись пироланги, юный Сокол?
И оба они засмеялись снова.
* * *
Тайрэ так и не согласился стать капитаном вновь. Впрочем, он и не бездействовал: с успехом применял свой блестящий ум, продумывая каждую планирующуюся операцию, изучал карты и, конечно же, не упускал хорошей заварухи со всеми вместе. Вскоре он даже обрел новое прозвище среди пиратов, их врагов и друзей. Прежнее было — Седой, новое — конечно же, Железный.
И теперь капитан Железный снова стоял у штурвала своей «Ласарры». А капитан Два Лица, король Альра’Иллы, ясно видел это во сне.
«Я просто уходил умирать».
Здесь, в душном дворце, на этой кровати, Дуану вдруг показалось, что он сделал то же самое.
