Капитан Два Лица - Эл Ригби

Fabryei

Вы — мой Валентин Катаев.

Спасибо, что подарили компас.

Моей маме

Замечательной.

Моим Офицерам

Без вас никуда.

И всем, кто ищет свою гавань или свою бурю

Вы найдете.

Пощади меня, боже, избавь от оков!

Их достойны святые — а я не таков.

Я подлец — если ты не жесток с подлецами.

Я глупец — если жалуешь ты дураков.

Омар Хайям

Пропавший смотрел с городских стен и молча о чем-то спрашивал, а может, просил. Королевский живописец подчеркнул его длинные темные локоны, резкие скулы и упрямый подбородок, а для глаз использовал яркую синюю краску. Рисуя, он очень спешил. Вышло неаккуратно, но всё равно пропавшего невозможно было не узнать, ведь вряд ли кому-то не встречались раньше его портреты. Этот — последний, а может, и посмертный, — размножили на большем числе листов, чем уходило обычно на утренние новости.

К рассвету портрет расклеили по всему Ганнасу и округе. И сонная столица заволновалась, заметалась, как в лихорадке.

А новостей в тот день не напечатали вообще. Пропавший и был главной и единственной важной новостью, хотя я думаю, головоломки с перепутанными словами и сплетни о дворах Заморья в разы интереснее. Даже объявления о продаже гусей, чьих-то союзах, размолвках и смертях — интереснее. Но в тот день всё это забыли.

«Вы видели?»

«Вы знаете?»

«2000 варров за улицу, по которой он прошел!»

«Любой благородный титул за место, где он прячется!»

«Корабль за имя того, с кем его видели в последний раз».

«Рука принцессы за его спасенную жизнь».

Король, и советники, и стража — все тогда много обещали. Любое обещание, будь оно выполнено, перевернуло бы чью-то судьбу. Но их не выполнили. Потому что бумажки с аляповатым портретом и красивыми цифрами не помогли, хотя их становилось все больше и больше, а обещания — краше и краше.

Я знаю это точно. Откуда? Может быть, потому что в тот день ходил по улицам и срывал один портрет за другим, понимая, что не сорву все, но все-таки постараюсь. Может быть, потому что еще три или четыре Полукруга, от Большого Прилива до Большого Отлива, все говорили только о случившемся с бедным мальчиком. Одна история была страшнее другой, но я честно собирал их все, как иные собирают редкие морские раковины или насаживают на иголки бабочек, чтобы украсить мертвыми крыльями мертвые стены.

А может быть, потому что тот, чье имя и прозвание вскоре перестали произносить, заменив на безликое, грустное слово «пропавший», — это я.

И сегодня я возвращаюсь домой.