Если бы Вера Петровна попросила приглядывать за Пашей, Зина не отказала бы, но Пашу, который был старше Славика на пять лет, мать опекала сама, а мыть полы и стирать за «барыню» Зине не позволяло самолюбие. Воспитывала Зина своего ненаглядного лаской и беззлобной воркотней, и Славик рос веселым, добрым, мягким. Зина считала его привязанность к себе заслуженной, но не забывала, что у мальчика есть родители, и внушала ему:
— Пиши маме-папе, они родные, ждут, беспокоятся.
Солнце уже садилось, скоро мама придет. Аля с Нюркой и Машей, не сговариваясь, пошли на кухню.
Там горела только одна керосинка Барина. Женщины принялись разжигать примуса. Пришла мама, посмотрела, как варится в кастрюле кулешик, и вдруг сказала:
— У Нины щи выкипают, как бы не пригорели, теперь мясо дорого, пойди, Аленька, скажи ей.
Аля постучала в дверь Барина. Никто не отозвался.
— Никого нет…
— Куда, ж им деться, — и Нюрка рванула дверь. Уже смеркалось. Нюрка включила свет, Аля бегом к окну, опустила штору светомаскировки.
Огляделись. Кровать показывала полосатый матрац с выпирающими пружинами, стены голые, шкаф настежь, пустой. Только у дверцы на поперечной веревочке пояса от Нинкиных платьев, даже черный бархатный… Эти черные бархатные пояски были криком моды и надевались на ярко-цветастые платья. У Нинки было красное, желтыми цветами, от которого Вера Петровна приходила в ужас:
— Сверх-безвкусица!
— Зато модно, — возражала ей Муза.
И вот этот модный поясок болтается среди зеленых, голубых, синих…
— Сбежали, — сказала Нюрка и метнулась из комнаты: — Я счас!
Прикрыли дверь, пошли в кухню. Вернулась Нюрка и заговорила как-то завистливо-зло:
— Пока мы Толяшу провожали да по работам кухтались, Барин подогнал машину, нагрузил, Нинку с Олежкой к вещам посадил, сам с шофером — и был таков!
— Что ж не поездом? Или до вокзала? — спросила мама.
— Семёновна сказывает, не до вокзала, она просилась с ними, не взяли, нет места! Подушкам есть, а человеку… — и Нюрка замолчала.
Керосинку погасила Маша, заглянула в кастрюлю:
— Вот драпанули, кастрюлю щей на горящей керосинке бросили, ну, если бы от нее пожар?
— А давайте съедим? — предложила Нюрка. — Разливаю! Федор, иди угощаться.
Ели молча.
— Вроде поминок… — вздохнула Анастасия Павловна.
— Зато вкусно, Нинка индивидуально готовила, — ответила Нюрка и заторопила Федора: — Вздремни, а то неизвестно, как дальше, на каких перинах…
Аля обвела всех глазами:
— Странно… нас так мало осталось…
