И вот эта серенькая бумажка, извещение, все, что осталось от Пашки? Квадратик бумажки и… пустота. А Пашка, медлительный, молчаливый, не явится, как она мечтала, на Малую Бронную? Почему? Зачем? Как он сказал тогда… «парня жаль». Неужели предчувствовал?
Аля прошла через первый номер в свою квартиру и встала в сенях, за спиной мамы, на всякий случай, сердце у нее слабенькое.
Женщины молчали. Наконец Вера Петровна спросила:
— Анастасия Павловна, что вы делали, когда погиб ваш муж?
Мама опустила голову, но тут же выпрямилась, посмотрела прямо в лицо Веры Петровны:
— Жила.
— Да… Но вы нужны были дочери.
— И у вас есть дочь, — твердо сказала мама.
— Эта?.. — и с прежним высокомерием взметнула густые брови Вера Петровна, будто поражаясь, как мама могла равнять свою дочь с Музой.
— Если гибнет муж, женщина становится вдовой, а если сын — остается матерью. Родится ребенок Паши, и это счастье, если хотите, даже замена сыну. Пойдемте, напою вас чаем. — И мама стала подниматься, помогая Вере Петровне.
И в это мгновение завелась, завыла сирена, врезаясь в уши, мозг, душу, будто твердя: беда-а-а-а, беда-а-а-а… Из дверей своей квартиры появилась Муза с узелком. Мама быстро спросила:
— Она знает?
— Да, извещение-то на имя жены солдата, — и Вера Петровна, опережая Музу, пошла в бомбоубежище.
— Господи, да чего ж это деется? Не ночь же еще, а он, анчихрист, налетел? — Маша дергала маленького Толяшу за руку. — Не артачься, не выпущу, гляди, мать вон вперед ушла.
— Я уже большой, я с дедуней останусь! — тормозил сандалиями Толяша. — Я тоже могу зажигалки песком…
Глаша вернулась, бросила узел сестре, сгребла сына в охапку.
Зарыкали, загудели самолеты, привычно посыпались зажигалки, вражеским летчикам при закатном солнце хорошо видны были цели…
Посбрасывали зажигалки с крыши, вдвоем-то легче, и Аля скатилась вниз по чердачной лестнице к деду, а Федор так и сидел на чердаке до отбоя. На этот раз тревога была недолгой. Люди возвращались, отчаянно ругаясь:
— Ну, фашист! Новую моду завел, ночи ему мало!
— Пойдемте-ка к нам, женщины, — обернулась ко всем мама.
Стонущую Музу мама уложила на свою кровать. Аля приготовила чай, накрыла на стол.
Вера Петровна от чая отказалась, дремала в мамином кресле. Мама прилегла рядом с Алей, и дыхание у нее было ровным, будто, поддерживая людей, набралась сил.
Перед самым рассветом Муза вскрикнула. Мама зажгла свет, подошла к ней, зашептала. Потом накинула на нее свою шаль:
