— Вера Петровна, мы потихоньку в Леонтьевский…
Аля пошла со всеми. На Тверском Муза присела на лавочку.
— Устала я.
— Отдохни, тут близко, — согласилась мама.
А Муза, ойкнув от боли, вдруг накинулась на свекровь:
— От тебя сбежал! В повестке день указан, а не час, мог бы и вечером, мой милый… Да смотреть не мог, как ты меня всю изжевала, старая ведьма: сына, видишь, я у нее отняла! А пошел бы к вечеру, глядишь, в другое место бы назначили, и уцелел бы. Это ты, ты…
— Муза, она же мать Паши, — робко сказала Аля, удивляясь, чего это мама ее не уймет, да и Вера Петровна молчит.
— Пошли, пошли, не здесь же и рожать, — потянула мама разъярившуюся Музу, Вера Петровна подхватила ее с другой стороны.
— Аля, беги стучись в роддом, кабы не опоздать, — сказала мама.
Аля смотрела на закрывшиеся двери роддома. Неловко, жутковато, странно… роды эти.
Женщины вышли без Музы, с узлом. У памятника Тимирязеву сели на лавочку, ждать. Пашкин ребенок… а он «смертью храбрых»… Храбрый… И это о Пашке, вечно плетущемся в хвосте их ребячьей ватаги, о Пашке, из которого слова надо было дверью выжимать…
Бедная Муза, и горе, и страх, и боль… Никогда Аля ничего такого не видела, но ведь и Вера Петровна, и Мачаня, и Глаша, даже мама, все вот так же мучились. Аля передернула плечами: бр-р…
Дом напротив, со стороны Малой Бронной, побелел, потом порозовел. У подножия памятника великому ученому, впрочем, похожему на каменный столб, серебрились левкои. Ти-ши-на-а…
— Только бы живого родила, — вдруг взмолилась Вера Петровна.
— Она молодая, сильная, — успокаивала ее мама. — Пошли, может, пора.
В роддоме сказали: у Музы сын.
— Пашенькой назову, — дрогнула голосом и заплакала Вера Петровна.
— Слезы душу омывают, — будто вспоминая, заметила мама.
— Подождите здесь! — И Аля опрометью бросилась на бульвар.
Сорвала три левкоя с клумбы и назад. Медсестра дала клочок бумаги, карандаш. Написали: «Поздравляем, любим обоих, бабушка, Анастасия Павловна, Аля». Вера Петровна приписала: «Баба Вера».
Стали ждать ответа. Его принесли на обороте бумажки: «Спасибо, назовем Пашуткой», — и подпись Музы.
— Выхожу, обоих выхожу… — шептала Вера Петровна.
Вернулись на Малую Бронную, когда Але уже пора было собираться на завод. Поела наскоро, взяла сменное платьишко, полотенце и бегом на остановку трамвая.
Вдоль трамвайной линии девчата в военной форме вели аэростат: придерживали за канаты, чего доброго еще улетит этот огромный, похожий на зеленого бегемота, заградснаряд. Их выпускали при налетах, и немецкие летчики опасались столкновения.
