И стою, легкий и пустой, а это корчится и оседает. И когда опять сомкнулась вода, я могу повернуться к людям.
‑ Идите за Фоилом, ‑ говорю я им.
‑ Что это было, Ортан? ‑ спрашивает Элура.
‑ Это есть. Уходите скорей. Я должен быть один.
Уходят. Мой разум открыт, и тяжелый отзвук их мыслей горячей волной захлестывает меня. Тревога. Страх. Ярость. Желание убивать. И теплый, отдельный от всех ручеек. Тревога ‑ за меня. Ярость ‑ против того, что мне угрожает. Так мягко, вкрадчиво, беспощадно она вплетает себя в меня...
Фоил что‑то сказал, но не пробился, смысл мигнул и погас.
Темнота сказала: идет!
Спасительная темнота, безотказная бездна инстинктов, она поднимается из меня, и я не слышу людей ‑ ледяные иглы древнего страха уже вонзились в меня.
Выползает. Оно рассыпалось на они ‑ безмозглые ядовитые твари ‑ и они подползают ко мне. Надо спуститься ниже "я" ‑ туда, где еще нет страха. И последняя мысль "я": без защиты Общего я не сумею забыть. Это будет во мне, когда я вернусь.
Много‑холодное‑темное убивать. Не надо дать убить. Много‑холодное‑темное бояться.
Слов уже нет. Вязкая мутная каша пронзительно тусклых ощущений. "Я" не ушло, но оно снаружи. Жаркая черная сила поднимается изнутри, незримым потоком бьет из ладоней. Подняться. Немного. До слов. До "я".
Твари остановились. Я не знаю, что из меня выходит, но это пугает их. Очень медленно, осторожно я отхожу назад. Темнота не даст мне упасть. Я чувствую все, что вокруг, будто земля ‑ это я. Запахи надежнее глаз. Камень пахнет не так, как земля, а кочка не так, как камень.
Надо дойти до границы морона ‑ до незримой черты, за которую они не пойдут. Надо сдерживать силу ‑ отталкивать, но не убивать: смерть ‑ это знак для Стражей Границы, они сразу узнают, где мы.
Они то дальше, то ближе: сила колышется, бьет из меня толчками, если я догорю раньше, чем выйду в степь...
И снова она. Вплетается. Входит все дальше, он ползут, но они отстали, и свободный, счастливый запах травы...
Радостный запах травы, она подо мной, она вокруг, и можно подняться из темноты и опустить усталые руки. Можно вспомнить об остальных ‑ где они? недалеко. Они ждут, и я к ним иду, и каждый мой шаг труднее целого дня пути. Двое ‑ как их зовут? ‑ но она рядом с Фоилом, положила руку ему на шею, и опять она входит в меня, сплетает меня с собой...
И снова вперед. Жестокая голая степь и жестокое голое небо, и с этого неба свисает безжалостный зной. Здесь все безжалостно и беспощадно. Здесь все только смерть...
