. В многочисленных заявлениях в верховные церковные власти, в Святейший синод он в резких формулировках высказывался. за сохранение церковных владений, недвусмысленно напоминал о Юлиане Отступнике и проклинал всех, грабящих церковь. Екатерина пошла на эту пробу сил и потребовала от синода осуждения архиепископа (апрель 1763 года). Члены синода показали себя как покорное орудие в руках императрицы и осудили Арсения за постоянные оскорбления Ее Величества к пожизненному заключению и лишению всех чинов и наград, хотя Арсений — пусть и в крайне неумной форме — защищал именно то, защита чего в умной форме является задачей синода.
После этого опыта со Святейшим синодом Екатерина стала действовать таким образом, что создается впечатление, будто все современные автократы XX века учились у нее. Услужливость синода не была вознаграждена. Екатерина их даже не поблагодарила, а наоборот, высмеивала из-за их «рабского духа» и одновременно замахнулась для решающего удара против имущественных интересов духовенства. «Со смелой уверенностью и дерзкой прямотой» (Бильбасов) она отчитала всех собравшихся членов синода за то, что они были… имущими. «Как можете вы, не нарушая свои обязанности по службе и не опасаясь своей совести, владеть такими большими богатствами и такими огромными поместьями, что ваша власть сравнима с императорской властью!» Затем она распорядилась о секуляризации церковных владений, которую сама два года назад назвала кощунственной (26 февраля 1764 года). Здесь императрица уже в полную силу показала свою самодержавную власть.
То обстоятельство, что Екатерина с 1764 года чувствовала прочность своего положения и с тех пор ее самодержавная власть оставалась непоколебимой вплоть до ее смерти, имеет решающее значение для последующих тридцати двух лет ее правления. Не только придворная атмосфера и ставший типичным для этого времени дух, не только кадровая политика, но и политика империи в значительной степени зависели от ее личности. Все, что происходило или не происходило, что было сделано и что упущено, в конечном счете восходит к ней. В этом отношении Екатерина походила на свой образец — Петра Великого. Однако она очень отличалась от него не только как личность, но и как историческая фигура, то есть в своем воздействии на историю.
Петр Великий изменил самые основы своего государства, даже если начало его новациям было положено значительно раньше. Этого нельзя сказать о Екатерине. При всей ее жажде деятельности и инициативности она не оказывала преобразующего воздействия; при всей своей духовной живости и практическом усердии она не была творческой натурой. Она направила свой взор — иначе, чем Петр Великий — в первую очередь на непосредственно достижимые успехи во внешней политике против соседей, которые были уже неспособны или не могли оказать достойного сопротивления — против Польши и Турции, а во внутренней политике на такие же не способные к серьезному сопротивлению, хотя и постоянно ропщущих массы народа, на крестьян.
