Двадцать пять дней из жизни Кэтрин Горевски | страница 11



— Присядьте, — указав на кресло, то ли предложил, то ли приказал Олиш. Сам же отошел к столику, на котором стояло несколько бутылок и бокалы.

Спорить я не стала, поправив юбку, присела.

— Ваша красота — безумие для демонов, — не оборачиваясь, неожиданно произнес Олиш, приподняв одну из бутылок.

Я не видела, какую именно он взял в руки, но… просчитать, с моим умением видеть, труда не составляло.

Вино демонов… Против этого напитка блокировок не существовало. Как и против скайловского шаре.

Отвечать не стала, просто откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, позволяя себе слегка расслабиться. Все шло… не по плану — так, как должно было идти.

— Я был ослеплен ею, — между тем продолжал Олиш, ничуть не смущаясь тем, что я продолжала молчать. Мое участие в этом разговоре не предусматривалось. — Ваши, похожие на всполохи пламени волосы, глаза, улыбка, изгиб шеи, мягкая покатость плеч… Вы настолько очаровательны, что я, понимая, что схожу с ума, даже не пытаюсь этому противиться.

— Сколько вам лет, Олиш? — все-таки подала я голос, провоцируя демона. В определенном возрасте это был весьма болезненный для них вопрос.

С ожиданиями не промахнулась, развернулся он ко мне резко, едва не расплескав вино в бокале, который держал в руках.

— Ваше тело должен ласкать тонкий истханский шелк, а не грубая ткань формы! — Фанатичный блеск в глазах демона стал для меня достойной наградой. Это был тот самый Случай, который я так бережно и кропотливо создавала. — Ваш взгляд должен принадлежать только мне! Ваши губы должны целовать…

— Прекратите, Олиш! — подчеркнуто медленно поднялась я, скинув его шоз на спинку кресла. — Эти слова не делают вам чести.

— Вы будете моей, Екатерина! — кинулся ко мне Олиш, словно и не услышав сказанного. Упал на колени, крепко обняв мои ноги. — Я дам вам все! Я покажу вам весь мир! Вы будете самой счастливой женщиной…

— Вы хотели сказать: рабыней? — брезгливо бросила я, даже не сделав попытки освободиться. Рано… еще совсем чуть-чуть.

— Вы не понимаете! — подскочил Олиш, оказавшись настолько близко к мне, что я ощутила его дыхание на своем виске. — Для вас это — будущее, которого не даст никто, кроме меня.

— Вашего отца, — холодно поправила я его. — Пропустите меня или я буду вынуждена вызвать охрану. Ваше поведение неподобающе.

— Вы не понимаете! — повторил Олин, явно зверя от отказа.

Прикосновения к комму, которым я отправила сигнал тревоги, он не заметил.

— Олиш, нам лучше вернуться, — спокойно и без малейшего намека на язвительность, которая могла быть расценена теми, кто нас слушал (охрана должна была отреагировать на вызов), как отягчающий фактор, произнесла я. — Я — офицер Союза, ваше предложение звучит для меня оскорблением.