– Его наверняка можно убедить, – говорил Гамбино.
Они замолчали, как только увидели Ломели.
– Вы заблудились, декан? – спросил Гамбино.
– Откровенно говоря – да. Я искал кардинала Бенитеза.
– А, новенького! Плетете интриги, ваше высокопреосвященство?
– Нет… или, по крайней мере, не больше, чем другие.
– Тогда, значит, вы все же плетете интриги. – Архиепископ с улыбкой показал вдоль коридора. – Я думаю, вы найдете его в последнем номере слева.
Гамбино отвернулся и нажал кнопку лифта, Адейеми помедлил несколько мгновений, глядя на Ломели. Его лицо, казалось, говорило: ты думаешь, что со мной покончено, но ты мог бы уделить мне частичку сочувствия, потому что я еще сохраняю влияние. Наконец он вошел в кабину к Гамбино. Дверь закрылась, и Ломели остался стоять, глядя в пустое пространство. Он понял, что они в своих расчетах совсем забыли о влиянии Адейеми. Во время последнего голосования нигериец все еще получил девять голосов, хотя к этому времени его кандидатство уже было обречено. Если бы патриарх Венеции смог заручиться голосами хотя бы половины этих упрямцев, то у Тедеско появилась бы блокирующая треть голосов.
Эта мысль придала ему энергии. Он прошел по коридору и твердо постучал в последнюю дверь.
Несколько секунд спустя раздался голос Бенитеза:
– Кто там?
– Ломели.
Звякнула защелка, и дверь приоткрылась.
– Ваше высокопреосвященство.
Бенитез сжимал у горла свою незастегнутую сутану, из-под которой виднелись его тонкие коричневые ноги. Комната за его спиной была погружена в темноту.
– Извините, что вторгся к вам, когда вы одевались. Позвольте занять у вас минуту? – сказал Ломели.
– Конечно. Я сейчас.
Бенитез исчез в своей комнате. Его осторожность поразила декана, но потом он подумал, что, если бы жил в тех местах, что и Бенитез, у него тоже выработалась бы привычка не открывать дверь, не узнав сначала, кто стучит.
В коридоре появились еще два кардинала – готовились спуститься к обеду. Они посмотрели в сторону Ломели, он поднял руку – они помахали ему в ответ.
Бенитез, уже полностью одетый, широко раскрыл дверь.
– Входите, декан. – Он включил свет. – Извините меня. В это время дня я всегда пытаюсь уделить час размышлениям.
Ломели вошел следом за ним в комнату. Она была маленькой – такой же, как у него. Здесь и там мерцали свечи: на прикроватной тумбочке, на письменном столе, рядом со скамейкой для молений, даже в темной ванной.
– В Африке я привык к тому, что не везде есть электричество, – пояснил Бенитез. – Теперь я понимаю, что во время молитвы свечи важны для меня. Сестры были так любезны – принесли несколько штук. Меня привлекает какое-то свойство их света.
